Уроки Окуджавы: как сохранить совесть, благородство и достоинство

Не могу забыть памятный день 5 июня 2003 года, когда на главной площади Кракова собрались музыканты из многих стран, чтобы исполнять на разных языках песни Булата Окуджавы. Почему на краковской площади? Это мы узнаем из песни, посвященной польской писательнице Агнешке Осецкой.

ПРОЩАНИЕ С ПОЛЬШЕЙ
Агнешке Осецкой
Мы связаны, поляки,
давно одной судьбою
в прощанье и в прощенье,
и в смехе, и в слезах:
когда трубач над Краковом
возносится с трубою —
хватаюсь я за саблю
с надеждою в глазах.
Потертые костюмы сидят
на нас прилично,
и плачут наши сестры,
как Ярославны, вслед,
когда под крик гармоник
уходим мы привычно
сражаться за свободу
в свои семнадцать лет.
Свобода — бить посуду?
Не спать всю ночь — свобода?
Свобода — выбрать поезд
и презирать коней?..
Нас обделила с детства
иронией природа...
Есть высшая свобода.
И мы идем за ней.
Кого возьмем с собою?
Вот древняя загадка.
Кто будет командиром?
Кто — денщиком?
Куда направимся сначала?
Чья тихая лошадка
минует все несчастья без драм
и без труда?
Прошу у вас прощенья
за раннее прощанье,
за долгое молчанье,
за поздние слова...
Нам время подарило
пустые обещанья.
От них у нас, Агнешка,
кружится голова.
Над Краковом убитый трубач
трубит бессменно,
любовь его безмерна,
сигнал тревоги чист.
Мы — школьники, Агнешка,
и скоро перемена,
и чья-то радиола наигрывает твист.
1966 г.

Трубач над Краковом — это Хейнал Мариацкий. По преданию, когда он затрубил с башни, монгольские войска, наступавшие на польские земли, отступили. С тех пор он трубит ту самую мелодию. Но комок подступил к горлу, когда трубач с башни заиграл «Ах, Арбат, мой Арбат». Поляки обожали Окуджаву.

На триумфальном концерте в Театре Вахтангова песни на стихи Булата Окуджавы пели актеры из десяти стран мира. Среди них японка Енгели Яманоута. Она исполнила на своем языке «Песенку о бумажном солдате». Шведская певица Кристина Андерсен специально выучила русский язык, чтобы петь песни Высоцкого и Окуджавы.

Вот как она сама повествует о своей влюбленности. «Когда выпили и смели с покрытых бумагой канцелярских столов весьма скромную закуску, на дощатый помост вынесли обшарпанный стул, и тут же буднично появился сам исполнитель. Окуджава был очень худ, почти тщедушен. Усики, курчавые волосенки, в лице ничего творческого. Гитара лишь усиливала общее ощущение незначительности и пошловатости. Где-то на третьей песне его лицо казалось уже глубоким, мудрым и печальным, как у Блока.

…Более сильного впечатления от искусства в моей жизни не было ни до, ни после, вообще никогда».

С тех пор Кристина, по ее собственному выражению, «заболела» этими песнями. «Русского языка я не знала, но этот тихий голос, завораживающий своей искренностью и убежденностью в чем-то необыкновенно важном, звучащий под незамысловатые гитарные аккорды, тотчас и навсегда вошел в мою душу», — вспоминает Кристина Андерсон.

Слава Окуджавы стала всемирной, но путь поэта не был усеян розами.

«Ах, война, что ж ты сделала, подлая…» Официоз был возмущен: что за безобразие, война великая, не подлая. И что это за воспевание московской шпаны в образе Леньки Королева: «Потому что, виноват, но я Москвы не представляю без такого, как он, короля». «Не верьте пехоте, когда она бравые песни поет» — а какие она должна петь песни: унылые? Но слава поэта ширилась, поскольку наступила магнитофонная эпоха. И его пригласили на первое официальное выступление в Дом кино, где он был освистан, а из зала неслись выкрики: «Осторожно, пошлость!» Это Окуджава — пошлость?! Некоторые профессиональные музыканты считали его плохим исполнителем и автором музыки.

Но с растущей популярностью поэта нельзя было не считаться. Тогда было решено в 1968 году выпустить пластинку поэта. Руководитель Союза композиторов Хренников сказал, что стихи хорошие, но музыка слабовата. Музыку поручили писать Матвею Блантеру, а песни исполнял Эдуард Хиль. Достаточно вспомнить его фирменные рулады, мало подходящие для стихов Окуджавы: сегодня эта пластинка вызывает у слушателей разве что веселый смех.

Но настал момент, когда фирма «Мелодия» выпустила пластинку, где сам Булат пел свои песни. Очередь за ней в фирменный магазин на Арбате выстроилась на километры. В свою очередь, поляки выпустили песни Окуджавы на польском языке с прекрасной оркестровой аранжировкой. Достать ее можно было только у перекупщиков за большие деньги. Следом вышла пластинка, где Жанна Бичевская исполняет песни Окуджавы в стиле кантри. И, наконец, появились записи с исполнением песен поэта несравненной Еленой Камбуровой. Именно ее голос звучит в фильме «Женя, Женечка и «катюша», автором сценария которого был Булат Окуджава. Там Елена Антоновна замечательно поет песню «Капли датского короля».

Но фильм вызвал негодование высокого воинского начальства. Ведь сделан он был в жанре лирической комедии. Война и комедия, с точки зрения критиков, вещи несовместные. Но перекрыть Булату воздух в кинематографе было уже невозможно. Фильм режиссера Владимира Мотыля «Белое солнце пустыни», где звучит песня «Ваше благородие, госпожа удача», космонавты по сию пору берут на МКС. И, наконец, появляется легендарный фильм режиссера Андрея Смирнова «Белорусский вокзал», камертоном к которому стала песня: «Здесь птицы не поют, деревья не растут, и только мы плечом к плечу врастаем в землю тут». Сегодня на воинских парадах колонны маршируют под этот марш: «Нам нужна одна победа, одна на всех — мы за ценой не постоим». Но Окуджава слишком глубок, чтобы понимать его одномерно. Фронтовик, отдавший все для Победы, он напоминает нам, сегодняшним слушателям: «а все-таки жаль, иногда над победами нашими встают пьедесталы, которые выше побед… а все-таки жаль, что кумиры нам снятся по-прежнему, а мы иногда все холопами числим себя».

Тем временем Булат Шалвович стал писать замечательную прозу. В альманахе «Тарусские страницы», который подготовил К.Паустовский, появилась изумительно честная повесть «Будь здоров, школяр», которая вызвала шквал официальной критики за ее якобы пацифистскую направленность. Выходит роман «Путешествие дилетантов», повесть «Свидание с Бонапартом».

Со смехом Булат Шалвович рассказывал, как его увещевали в высоких инстанциях: «Ну зачем вы взялись за прозу? У вас такие замечательные песни: и про Леньку Королева, и «Не верьте пехоте».

Тонкой самоиронией переполнен рассказ Булата Шалвовича о посещении им Копенгагена. Возможно, он мифологизирован, но поэт любил его рассказывать друзьям и знакомым, что само по себе говорит о многом.

По центральной улице в открытом авто следовала датская королева. Булат дважды ей поклонился. Королева повернулась и посмотрела в ответ. Поэт написал ей письмо следующего содержания: «Ваше величество! Я не являюсь монархистом, но поражен тем, что Вы повернулись мне в ответ». И на следующий день получил ответ королевы: «Да, я это помню, но вы были единственным, кто не снял предо мною шляпу».

Самоирония неотделима у поэта от чувства ответственности за все происходящее, о чем поведал нам протоиерей, настоятель храма Косьмы и Дамиана о. Александр Борисов. Бок о бок в течение восьми лет они работали в комиссии по помилованию. Однажды, иронизируя над ленинским тезисом, что при социализме каждая кухарка сможет управлять государством, он прочитал четверостишье:

Кухарки лежат под стеной у Кремля,
В отставке кухаркины дети.
Кухаркины внуки шумят у руля,
А я почему-то в ответе.

Но на другой день, как вспоминает о. Александр Борисов, Окуджава изменил текст:

Кухарки лежат под стеной у Кремля,
В отставке кухаркины дети.
Кухаркины внуки шумят у руля,
А я не случайно в ответе.

Такая переделка, на мой взгляд, не случайна. Она органически вытекает из чувства ответственности поэта за все происходящее. Вспомним хотя бы это:

А как первая война — да ничья вина.
Как вторая война — чья-нибудь вина.
А как третья война — лишь моя вина.
А моя вина — она всем видна.

В далеком 1986 году Булат Окуджава приезжал к нам в школу на спектакль, посвященный его жизни и творчеству, вместе со своим другом Зиновием Ефимовичем Гердтом.

Оба они, Окуджава и Гердт, приезжали живыми, а возвращаются на площадь перед школой памятниками. Памятник поэту 17 лет назад воздвиг замечательный скульптор Георгий Франгулян. А 8 мая на площади откроют памятник Зиновию Гердту. Так их дружба окажется увековеченной в бронзе. Согласитесь, такое не забывается!

Пройдут десятилетия, и уже наши дети и внуки будут проходить мимо этой встречи друзей, вспоминать великого поэта и великого актера, и задумываться о самом главном, о том, как сохранить совесть, благородство и достоинство.

Совесть, благородство
и достоинство —
Вот оно, святое наше воинство.
Протяни ему свою ладонь.
За него не страшно и в огонь.

Лик его высок и удивителен,
Посвяти ему свой краткий век.
Может, и не станешь победителем —
Но зато умрешь как человек.