Секретные роддома СССР: детей объявляли мертвыми и отдавали другим семьям?

Не все эти истории — плод фантазии ради хайпа.

В ноябре 1983 года 23-летняя Ирина Попова родила в Ташкенте девочек-двойняшек. По словам врачей, обе вскоре умерли. Но мать уверена: ее обманули. Ведь спустя несколько дней после родов она держала на руках одну из дочерей. Живую.

Никаких документов ей не выдали, тела не показали, лишь сухо пояснили: «Это выкидышный материал».

И вот уже не одно десятилетие Ирина ищет правду.

17 ноября 1983 года. Ирина Попова рожала в новом здании НИИ акушерства и гинекологии в Ташкенте, где врачи применяли самые передовые на тот момент технологии.

— Роды начались на месяц раньше срока, — вспоминает Ирина. — Беременность протекала тяжело. Обе девочки были в ягодичном предлежании. Потеря крови оказалась колоссальной, потребовалось переливание. Но девочки родились живыми!

На следующий день при обходе Ирина спросила: «Где мои девочки? Почему никто ничего не говорит?» В ответ услышала: «Не знаем. Спросите у детского врача, отделение ниже этажами».

Но вставать было нельзя: несколько суток — строгий постельный режим. К тому же жуткая боль при малейшем движении.

— Я ждала, что кто-то придет, скажет, как там мои дети. Но ни на следующий день, ни через день ко мне никто не подходил, только медсестры делали процедуры. На третий день утром одна из них обронила: «Из детского отделения позвонили. Сказали, одна девочка умерла». И все. Никаких объяснений. Ни один врач не пришел! Мужа не пускали, маму тоже. Только записки и передачи через пост.

Той же ночью по совету соседки по палате Ирина тайком спустилась в детское отделение. На посту сидела медсестра.

— Я плакала, умоляла: покажите ребенка! Сунула ей в карман деньги. «Да не плачьте вы так, — успокоила медработница. — Вон ваша девочка лежит в кювезе. Состояние стабильное».

Ирина увидела малышку: кислородные трубочки, маленькое личико — копия отца.

— На вопрос, почему малышку не приносят кормить, мне ответили: «Она слабенькая, сосать пока не может. Кормим через зонд. Так бывает с недоношенными. Окрепнет — принесут. Я ее перед вашим приходом как раз покормила». Медсестра открыла кювез и дала мне малышку. Я держала мою крошку. Она сладко посапывала, замотанная в пеленочку, на голове платочек. Щечки надутые, губки трубочкой. Не могла налюбоваться. Слезы текли ручьем — и счастье, и одновременно боль о другой, умершей дочке.

Через несколько минут медсестра забрала ребенка:

— Давайте, положу ее обратно. Если увидит дежурный врач, нам всем влетит.

Ирина вернулась в палату и впервые за несколько дней спокойно уснула: хоть одна ее девочка жива!

«А утром мне сказали: вторая умерла»

На следующий день в восемь утра пациентку Попову вызвали к заведующей отделением. За столом сидела женщина славянской внешности, лет сорока:

— Ваша вторая девочка умерла…

Ирина не поверила:

— Как? Покажите мне ее!

А потом разрыдалась под пристальным взглядом заведующей.

— Ну-ка прекрати истерику! Иначе уйдешь отсюда без больничного. Спасибо скажи, что мы оформили тебе 72 дня, как тяжелые роды! У тебя был выкидышный материал — 1250 и 1300 граммов. Мы не можем его показывать.

— Но у меня было полных восемь месяцев! — плакала Ирина. — Отдайте моих детей на захоронение!

Заведующая пояснила, что они не отдают детей на захоронение: «Это институт, а не роддом. У нас есть работница, которая забирает и увозит все это в общую могилу».

— Простите, в восемь утра вы уже успели увезти трупик? — усомнилась Ирина. — Если это «выкидышный материал», то какое может быть захоронение?

Оставив вопросы без ответа, заведующая неожиданно поинтересовалась, какие имена планировали дать детям.

— Я удивилась: зачем имена мертвым? «Так положено», — бросила заведующая. Имена я выбрала заранее — Екатерина и Анна.

Затем Ирине дали подписать бумагу: такая-то родила, во столько-то, ознакомлена с датой смерти.

— Ни экспертизы, ни свидетельства. Ничего! Но что я могла доказать тогда? В шоковом состоянии, рядовая роженица, бесправная, как и большинство тогда.

— Почему вы не сказали, что накануне видели дочь живой?

— Побоялась подставить медсестру. Тогда все жили в страхе. Но материнское сердце не обманешь. Я всегда твердила маме, сестрам и мужу: тут что-то не то. На восьмом месяце у меня был огромный живот, какой там выкидышный материал! Фото сохранилось. Это единственная улика, что это был не выкидыш.

Ирина признается: в Советском Союзе люди безоговорочно верили врачам. И добавляет:

— Роддома были похожи на тюрьмы. Связи с родными почти не было: только внутренний телефон в коридоре, куда всегда стояла очередь. После того как мне сообщили о смерти второй девочки, к мужу и маме, которые как раз приехали, даже никто не спустился, ничего не объяснил. Я сама им по телефону все рассказала.

Через несколько дней после родов Ирину перевели в отделение патологии.

— Заявили, что у меня больные почки, с такими анализами не выпишут. Но у меня никогда не болели почки! Ни до, ни после. В итоге, продержав меня в больнице до конца декабря, выписали под Новый год, оформив 72 дня больничного по тяжелым родам.

Через год, 25 декабря 1984 года, Ирина родила здорового сына в… том же НИИ.

— В те годы только там делали эксперимент по ушиванию шейки матки. Она была у меня очень короткая, плюс последствия первых родов. Ее зашили, утянули швами, чтобы я могла выносить ребенка. Перед родами швы сняли. В обычных роддомах такие процедуры не делали. О чем говорить — УЗИ нигде не было. Первый аппарат появился в 1983 году как раз в том институте.

— Вам не страшно было идти опять туда?

— Страшно. Но я была в безвыходном положении. Правда, специалисты НИИ чуть не угробили и этого ребенка: до последнего тянули, не делали кесарево, а малыш уже не дышал. Второго сына я рожала уже в обычном роддоме.

В 2017 году Ирина переехала в Россию. Живет в Краснодаре. У нее двое сыновей и трое внуков. Но боль не отпускает:

— Каждый год думаю: вот моим девочкам сейчас было бы столько-то лет… — И снова подчеркивает: — Я держала на руках живого ребенка! Полноценного, килограмма два весом! А в справке написали — 1250 граммов. Я не была глупой девчонкой, мне было все-таки 23 года, и я могла различать вес по тяжести.

«Данные из архивов пропали»

Свою историю Ирина предала огласке в 2013 году.

— Однажды по телевидению увидела такую же историю. Потом вторую, третью. Тогда решила опубликовать пост в соцсетях. И пошли отклики. Женщины описывали похожие ситуации. Как под копирку: детей объявляли мертвыми, тела не показывали, бумаги пустые. Что касается Узбекистана, упоминали НИИ акушерства и гинекологии и роддом №6 Ташкента, который считался лучшим в городе.

— Вы пытались расследовать дело?

— Один, мой бывший земляк, живущий за границей, заметил: подозрительно много таких случаев было именно в 1983 году. И все пути ведут в тот злосчастный НИИ.

В 2013 году дочь маминой подруги — известный в Ташкенте адвокат с большими связями — обратилась в прокуратуру. Но дело возбуждать отказались: срок давности прошел. А у меня и не было цели возбуждать дело, я хотела найти детей. Адвокат стала искать данные о моих родах в институте. В архиве ничего не оказалось! Все исчезло. Несколько лет спустя моя сестра вышла на подругу женщины, которая заведовала архивом НИИ. Та тоже пыталась что-то найти, но потом сказала, что в период с 1982 по 1986 год многие документы были уничтожены.

— Вы помните фамилии тех врачей?

— Нет. Может, их и в живых уже нет. Многие тогда уже были в возрасте. Заведующая, которая выписывала меня, была русская. Кажется, отчество у нее было Павловна… А детского врача, на которого все постоянно ссылались, я так и не увидела. Понимаю, что причастных к той истории уже не найти.

— Хоть что-то удалось выяснить?

— Ничего. Конечно, ходили разные слухи. Например, что недоношенных детей объявляли мертвыми и переправляли в Москву для передачи другим семьям. Моя знакомая, юрист, даже нашла человека, который, по некоторым сведениям, занимался этими делами. Он жил за границей. Люди, которые его знали, отказались давать показания. Так что зацепиться не за что.

— Совсем ни одной зацепки?

— Однажды на мое письмо откликнулась подписчица. Она знала двух сестер-близняшек из Ташкента, родившихся в 1983 году. Обе светленькие, но жили в узбекской семье. Потом переехали в Швецию. С одной я начала переписку. Выяснилось: родители девочек из Ташкента удочерили их, когда учились в аспирантуре в Москве. Мать рассказала им, уже взрослым, что их оставили в роддоме. Подробностей они не успели узнать, родители умерли в ковид. Но история показалась мне странной.

Сотрудники одного телешоу предлагали оплатить анализ. Но сестры отказались. Через пару лет они нашли свою биологическую маму через международную базу ДНК. Выслали фото этой женщины — одно лицо с ними. Хотя я до последнего надеялась, что это мои девочки…

— Приемные родители таких детей могут знать правду?

— Адвокат считала, что не факт. Детей могли вывезти в другую страну как угодно. Это потоком шло в те годы.

— Странно, что никто из бывших сотрудников НИИ до сих пор не откликнулся.

— Вряд ли кто-то в этом признается, даже если жив. Кому хочется ворошить такое прошлое? Да и столько лет прошло.

— Муж поддерживал вас все эти годы?

— Он был молчаливый, все переживал в себе. И не мог поверить, что нас обманули, что подобное возможно в СССР. А у меня случившееся не выходило из головы. Материнское сердце ведь не обманешь. У меня ни капли сомнения, что девочки живы. Я со всех сторон пыталась и буду пытаться что-то узнать. Но пока, увы…

«Тела передали в коробке»

История Ирины Поповой — не единственная. В Интернете можно найти воспоминания других женщин, рожавших в начале 1980-х в Ташкенте. Истории похожи: младенцев объявляли мертвыми, тела не показывали, архивы пустые…

Недавно в соцсетях всплыла новая история из Казахстана. Жительница Алматы рассказала, что в июле 1987 года в Капчагайском роддоме у нее родились две 8-месячные девочки. Она услышала их плач, но детей сразу унесли, а позже сообщили об их смерти. Ее мужу на шестой день без всяких бумаг выдали тела в закрытой коробке. Мужчина, не открывая, закопал коробку в землю рядом с железной дорогой, так как не имел официальных документов на захоронение.

Через два года женщина родила в этом же роддоме здоровую дочь. Автор поста убеждена, что ее дочери могут быть живы. Поводом стали другие резонансные истории — например, про девушку из США, которая после ДНК-теста нашла родителей в Уральске, хотя считалась умершей при рождении.

Сейчас женщина просит помощи в поисках архивных документов и готова пройти ДНК-тест, надеясь, что ее дочери тоже ищут маму.

Из рассказов пострадавших понятно, что в советских роддомах существовала жесткая система секретности. При мертворождении часто не выдавались ни медицинские заключения, ни свидетельства о смерти. Говорили, что это выкидышный материал. Тела не показывали, на захоронение не отдавали. Врачи ссылались: все, что весило меньше 1200 граммов, считалось неспособным к жизни. Документы оформлялись формально: одна бумажка — ознакомлен с датой смерти.

Судя по свидетельствам женщин, не только в Узбекистане и Казахстане, но и в некоторых регионах России и Украины в 1980-е годы фиксировались случаи исчезновения новорожденных. Схема выглядела так: родители получали сообщение о смерти, а ребенка передавали другим семьям. Официальных расследований не проводилось.

Но истории женщин из разных стран показывают: правда может всплыть даже спустя десятилетия. И чудеса случаются. Если не молчать.