Названы долгосрочные последствия европейского запрета на транзит российского газа

Ключевой особенностью новых запретительных санкций является двухлетний переходный, буферный период для действующих газовых контрактов. Согласно заявлению Совета ЕС, краткосрочные договоры, заключенные до 17 июня 2025 года, могут действовать до 17 июня 2026-го, долгосрочные — до 1 января 2028-го. При импорте газа из РФ на переходном этапе будет запрашиваться дополнительная информация: дата и срок действия контракта, согласованный объем поставок, а также «любые изменения в контракте». Одновременно Совет ЕС упростил требования к документации для поставок газа нероссийского происхождения на свою таможенную территорию.

Как сообщил еврокомиссар по энергетике Дан Йоргенсен, доля российского газа, потребляемого в странах объединения, сократилась с 45% в 2022 году до примерно 13% в октябре 2025-го. Понятно почему: нет уже транзита через Украину, взорван магистральный морской газопровод «Северный поток»… Вместе с тем, несмотря на обвальное падение объемов, поставки не прекращались. СПГ на танкерах-газовозах поступает в Испанию, Бельгию, Францию и Португалию: по итогам января-сентября было отгружено 15 млрд кубометров (на 7% меньше, чем в прошлом году). По второй нитке «Турецкого потока» трубопроводный газ из РФ доходит до потребителей, прежде всего, в Венгрии и Словакии, а также Болгарии, Греции, Северной Македонии и Сербии. В июле 2025-го был установлен рекорд по объему месячной прокачки через неё в ЕС — 1,59 млрд кубометров.

Интрига с маршрутом

Конечно, все эти цифры несопоставимы с показателем 2021 года, когда альянс получил из России 165 млрд трубопроводного газа. О золотом веке энергетического сотрудничества между Москвой и Брюсселем, который теперь нацелился на окончательный и бесповоротный отказ от энергоносителей из РФ, остается лишь вспоминать. С ностальгией или с облегчением – это уже дело субъективное, для кого как. Но вот нынешнее решение Совета ЕС о запрете на транзит, по оценкам опрошенных аналитиков, несет в себе несколько вполне объективных, абсолютно осязаемых подводных камней. Причем для самих европейцев, прежде всего.

«Определенная интрига вот в чем. Импорт российского газа в ЕС намечено прекратить с января 2028 года, а запрет на транзит вступает в силу уже с 2026-го, - говорит эксперт Финансового университета при правительстве РФ Игорь Юшков. – Сейчас мы поставляем трубопроводный газ по второй нитке «Турецкого потока»: сначала он идет в Турцию, оттуда местные трейдеры перепродают его в Болгарию (сама Болгария отказалась переходить на рублевую систему расчетов с «Газпромом»), дальше в Сербию, а оттуда уже в Венгрию и Словакию, которые являются крупнейшими покупателями. Но поскольку Сербия не числится в составе Евросоюза, маршрут подпадает под разряд транзитного. Соответственно, если исходить из буквы закона, с 1 января следующего года российское сырье не получат ни Венгрия, ни Словакия, ни Сербия.

Первые две страны из этой тройки вдобавок не имеют выхода к морю, а значит, максимально уязвимы энергетически. Рассчитывать на альтернативных поставщиков трубопроводного газа не приходится: Азербайджан, единственный такой в регионе, вышел на потолок добычи и реализует по долгосрочным контрактам всё, что производит».

Поэтому остается только вариант с покупкой на мировом рынке СПГ, причем куда более затратный. Сжиженный газ придется сначала доставлять на танкерах в Хорватию или Турцию, там регазифицировать (перевести в газообразное состояние) и только потом переправлять по суше уже непосредственно на территорию Венгрии и Словакии. В любом случае, рассуждает Юшков, для обеих стран это означает дополнительные издержки. Кроме того, напоминает собеседник, российский СПГ сейчас импортируют - и для своих нужд, и для дальнейшей прокачки вглубь континента - Бельгия, Нидерланды, Франция, Испания, Португалия. Так что пострадает весь Евросоюз, поскольку общей объем предложения СПГ на его рынке сократится (Россия – второй по величине поставщик после США), цены пойдут вверх, промышленный сектор, энергоемкие металлургические предприятия, те же компании-производители азотных удобрений сильно потеряют в конкурентоспособности.

Риски правовые, технические, экономические

«С одной стороны, решение Совета ЕС носит принципиальный стратегический характер, а с другой, оно вызывает вопросы, в частности, относительно правовой обоснованности превентивных проверок танкеров-газовозов, - говорит ведущий эксперт Центра политических технологий Никита Масленников. – На сегодняшний день речь идет о 70-80 судах, перевозящих около 8% всего импортируемого в страны Евросоюза СПГ. Российский сжиженный газ очень часто транспортируется не в чистом виде, а в составе смеси, в которую входит продукция и других производителей. Как технически выявить именно «российскую» долю, не вполне понятно. Ведь такая процедура потребует и времени, и соответствующего оборудования, и профессиональных исполнителей. И далеко не факт, что искомый результат будет получен».

Кроме того, сама возможность проверки, её механизмы должны быть изначально прописаны в контрактах на поставку сырья. Если ничего этого нет, а ревизия волюнтаристским образом проводится, ситуация чревата многочисленными обращениями судовладельцев в суды, в международные арбитражи. В общем, запрет на транзит несет в себе кучу рисков, которые, если и не развернут эту меру на 180°, то значительно осложнят реализацию и приведут к неминуемым корректировкам. По словам собеседника, еще один пласт проблем связан с чисто рыночной конъюнктурой. Уже подсчитано, что если с газового рынка ЕС убрать долю в 13%, которая приходится на российский газ, цены вырастут на 5-10%. Европейскому бизнесу (при планировании издержек), правительствам придется учитывать и эту данность, и фактор надежности поставок. Если мы говорим про СПГ, не важно, американский или катарский, он приходит в Европу исключительно по морю, что всегда сопряжено с риском срыва поставок: грянул шторм, газовоз сбился с курса...

Далее, если брать динамику экономического роста в Еврозоне, сегодня темпы устойчиво ниже, чем в 2021 году: тогда ВВП прибавил 5,2%, а в последующие годы, отмеченные усилением геополитического конфликта с Россией, отставание от этого показателя составляло в среднем 1,2%. По словам Масленникова, если ситуация с энергопоставками на континент продолжит ухудшаться (для Венгрии, Словакии, Сербии – почти наверняка), а цены на газ – идти вверх, то экономику альянса, теряющую конкурентоспособность в глобальном масштабе, ждет далеко не безоблачное будущее.

Нет худа без добра?

Для России же последствия запрета как минимум противоречивы. Здесь и сейчас государство, бюджет пострадают только в результате прекращения поставок трубопроводного газа. Впрочем, нет оснований говорить о радикальном, каком-то драматическом падении доходов: до конца 2025 года по «Турецкому потоку» в Европу уйдет (с учетом Сербии) где-то 16-16,5 млн кубометров, тогда как с 2022-го объемы поставок сократились на ежегодные 130-140 млрд кубометров. Так что всё самое плохое уже произошло, рассуждает Игорь Юшков. Эксперт не исключает, что выпавшие с европейского рынка объемы газа Россия предложит Турции - без реэкспорта, для её внутреннего рынка. Но тогда придется соперничать с другими поставщиками, либо давать Анкаре дополнительную скидку. Здесь все будет зависеть от цены: в случае её конкурентоспособности обе нитки «Турецкого потока» могут быть использованы для нужд самой Турции. Для России это всяко выгоднее, чем просто сократить добычу газа.

Что касается отечественного СПГ, на данный момент он транспортируется в страны ЕС исключительно с ямальского проекта, который имеет налоговые льготы и еще шесть лет фактически не будет платить налог на добычу полезных ископаемых (газа и газоконденсата). Кроме того, экспорт сжиженного природного газа не облагается пошлиной, соответственно, федеральный бюджет ничего не получает. С другой стороны, очевидно, что перенаправить СПГ на альтернативные рынки будет сложно: нет ни готовой логистической инфраструктуры, ни нужного количества танкеров-газовозов (в том числе ледового класса), ни дополнительных мощностей по сжижению газа, ни, собственно, контрактов на поставку (к примеру, в тот же Китай). Такие крупнотоннажные заводы надо еще построить, что невозможно без полного импортозамещения, доступа к соответствующим технологиям, отмечает Юшков. Поэтому останется один-единственный выход – сворачивать добычу.

Но нет худа без добра, рассуждает Никита Масленников: больше газа останется в самой России, по крайней мере, это позволит довести до конца федеральную программу газификации регионов. С Китаем мы связаны долгосрочными контрактами, предусматривающими поставки по «Силе Сибири». Планируется строительство газовой магистрали в Монголию. Вместе с тем сфера СПГ намного перспективнее, поскольку носит глобальный, а не локальный (как в случае с трубопроводным газом) характер. Производство СПГ дает кумулятивный эффект: надо параллельно заниматься судостроением, вкладываться в проекты на Ямале и Гыданском полуострове (на севере Западно-Сибирской равнины, где газа немерено), создавать хабы на побережье вдоль Северного морского пути, чтобы обеспечить круглогодичную навигацию. Спрос на СПГ неизменно велик – со стороны и Китая, и Индии, и многих других дружественных государств.

Эксперты сходятся во мнении: решение Совета ЕС о запрете транзита российского газа с 2026 года — логичное завершение энергетической перестройки, начатой европейцами три года назад. В свою очередь, для РФ это очередной этап адаптации к новой реальности, в которой страна уже научилась работать. Технически план Брюсселя выглядит вполне осуществимым именно благодаря двухлетнему переходному периоду. Другой вопрос – какими долгосрочными последствиями он обернется: и для самого Евросоюза, и для России. Да, сейчас у нас дефицитный бюджет, и каждая копейка дорога, подводит черту под дискуссией Игорь Юшков. Конечно, хотелось бы ничего не терять. Но раз уже Европа на это пошла – нам придется принимать вызов.