— Сергей Евгеньевич, насколько масштабным было празднование века Хлебникова в 1985 году?
— Сорок лет назад в Астрахани прошли первые Хлебниковские чтения. Их участником был я — молодой филолог из Тамбова, единственный, кстати, поэт на довольно узком научном форуме. Прямо под юбилей вышли две книги Хлебникова — в Элисте и в Волгограде, они были подготовлены Рудольфом Дугановым (крупнейшим хлебниковедом. — И.В.), появились публикации в газетах и журналах, на что ранее рассчитывать не стоило.
Помимо Астрахани в столичном Литературном музее состоялся вечер памяти, где выступили выдающийся филолог Вячеслав Всеволодович Иванов, переводчица Рита Райт, лично знавшая Хлебникова. Моя супруга (композитор Светлана Бирюкова) представила тогда сочинения на стихи Хлебникова. Но о музыке мы отдельно поговорим.
Нельзя сказать, что празднование было всенародным, что оно прошло на государственном уровне, но в городах, где бывал поэт, смогли отметить юбилей в разных форматах.
— Вообще в СССР в какой степени было доступно творчество Хлебникова, лично вам с какого момента было известно его имя? Можно ли было получить доступ к наследию Хлебникова, отправившись в Библиотеку им. Ленина, например?
— Благодаря моему увлечению поэзией я знал о Хлебникове еще в школьные годы. Но более пристально стал вчитываться после окончания школы в 1967 году, занимаясь в театральной студии и поступив на филфак в Тамбове.
В Ленинке в свободном доступе был пятитомник Хлебникова (1928–1932 гг. издания), также его можно было найти в областных библиотеках, в Астрахани, например, где это собрание открыл для себя будущий директор музея Хлебникова Александр Александрович Мамаев. Были эти книги и у отдельных владельцев, скажем, у тамбовского профессора Бориса Николаевича Двинянинова.
Творчество Велимира Хлебникова не находилось под запретом! Другое дело, что он не пропагандировался, но о нем публиковали воспоминания, постоянно упоминали в статьях, особенно в связи с Маяковским. Доступны были футуристические альманахи, том «Неизданный Хлебников» 1940 года — он был даже в Тамбовской областной библиотеке. Альманахи футуристов и отдельные издания я выписывал из Ленинки через межбиблиотечный абонемент. Ксерокса еще не было, так что мы с друзьями переписывали любимые произведения шариковой ручкой.
Мало того, в 1960 году вышел томик Хлебникова, составленный Николаем Леонидовичем Степановым (он же составил вышеназванный пятитомник), в малой серии «Библиотеки поэта».
Двести тысяч «Творений»
— Но в школе Хлебников не изучался?
— Нет. Только на филфаках упоминался в обзорах.
Но тут многое зависело от преподавателя, как, впрочем, и всегда.
Еще бы я отметил выход в 1962 году «Хрестоматии русской литературы ХХ века. Дооктябрьский период», предназначенной студентам высшей школы, где были представлены и футуризм (Хлебников, Маяковский, Кручёных, Давид Бурлюк, Василий Каменский), и акмеизм. Выход в свет этой антологии — личный подвиг профессора Николая Алексеевича Трифонова.
И уже ближе к столетию, в 1983 году, в издательстве «Наука» выходит книга выдающегося филолога Виктора Григорьева «Грамматика идиостиля. В.Хлебников», совершившая переворот в отношении к наследию поэта. На меня (и не только на меня, конечно!) эта книга оказала огромное влияние.
— Уверен, что большинству читателей нашей газеты Хлебников известен благодаря «Творениям», выпущенным в 1987 году немыслимым для наших дней тиражом в двести тысяч экземпляров. Правильно ли я понимаю, что массивный черный том ни одному изданию не удалось переплюнуть?
— Пожалуй, как однотомник, вобравший произведения разных жанров, он уникален. Его готовили хлебниковеды Виктор Григорьев и Александр Парнис, в том числе с использованием архивов. Но необходимо было полное издание всего наследия. Рудольф Дуганов и Евгений Арензон с 1960-х годов трудились в архивах, занимаясь подготовкой собрания сочинений Хлебникова. Рудольф Валентинович в 1998 году умер, и Евгений Рувимович заканчивал работу сам. С 2000 до 2006 года собрание сочинений выходило в Институте мировой литературы Академии наук РФ и затем дважды переиздавалось. Вот его можно назвать непревзойденным, капитальным собранием, с прекрасными комментариями и т.д. Выходили также отдельные книги и собрания, не претендовавшие на академизм, но позволявшие познакомиться с творчеством Хлебникова. Появилось и каноническое жизнеописание — книга «Велимир Хлебников. Король времени» Софии Старкиной вышла в 2005-м. Позже она была переработана автором для ЖЗЛ, что стало очень сильным прорывом за тридцать лет, с 1975 года, когда Николай Степанов выпустил небольшую монографию о Хлебникове, в которой прослеживался и его жизненный путь.
Но если вести речь о концептуальных изданиях, то к 140-летию я составил для придуманной Максимом Амелиным серии «Поэты Москвы» книгу юбиляра, высказав свою давнюю мысль о том, что в русской авторской поэзии существует определенная иерархия. В каждом столетии, начиная с XVIII, при всем обилии ярких и замечательных поэтов есть один, определяющий основное направление, поэт-реформатор. В XVIII веке это Михаил Ломоносов, в XIX — Пушкин, а в XX — Велимир Хлебников.
Отсюда структура книги, где идут стихотворения, поэмы, а затем драматургическая часть того, что делал Хлебников, для которого постоянный диалог и даже полилог с читателями, предшественниками и творцами-современниками был предельно важен.
Наконец, в отдельный раздел выведено «Мыслезёмное». Согласно определению Хлебникова, мозг земли создают мысли человеческие, таким образом, «мыслезём» является аналогом ноосферы, (гипотетической формы взаимодействия разума и природы в учении Вернадского. — И.В.).
— Широкую известность приобрели такие шедевры, как «Кузнечик», «О, рассмейтесь, смехачи», «Бобэоби пелись губы…», «Слоны бились бивнями». Но все же остается решающим «фактор непонятности», отделяющий Хлебникова от массового читателя, воспринявшего поэзию Пушкина, Некрасова, Есенина и максимум Евгения Евтушенко.
— На самом деле есть вещи, которые «гуляют» по Интернету в большей степени, чем вами перечисленные.
Например, «Когда умирают кони...», «Не шалить!» («Эй, молодчики-купчики»), «Свобода приходит нагая…», «Точит деревья и тихо течёт…». А также последнее стихотворение 1922 года, написанное в год ухода поэта в бессмертие:
Еще раз, еще раз!
Я для вас звезда!
Горе моряку, взявшему
Неверный угол своей ладьи и звезды:
Он разобьется о камни и подводные мели.
Горе и вам,
Взявшим
Неверный угол сердца ко мне:
Вы разобьетесь о камни!
И камни будут надсмехаться
Над вами, как вы надсмехались
Надо мной!
Но, конечно, это не та песенная есенинская стихия, которая ушла в народ. Хотя композиторы Александр Журбин (автор первой советской рок-оперы «Орфей и Эвридика») и недавно умерший Родион Щедрин писали музыку на стихи Хлебникова. Мало того, группа «АукцЫон» совместно с Алексеем Хвостенко в середине 90-х записала хлебниковский альбом «Жилец вершин».
— Щедрин и Хвост, получается, стали, по определению поэта, «звуколюдьми»?
— Это весьма символично, что и в академической, и в эстрадной музыке, в роке и бардовском движении тексты Хлебникова оказываются пригодными к интерпретации.
Они в этом плане вполне понятны, притом что понятность совсем не обязательна для поэзии, проникающей в читателя иными путями, чем обыденная речь, тексты документов, новостей…. Есть иные уровни, на которых происходит постижение: эмпатия по отношению к поэту, настроенность на то, что стихи могут тебе помочь, тот самый «верный угол сердца».
Смех надсмейных смеячей: трудности перевода
— В сентябре этого года в ИМЛИ и МГЛУ проходила конференция «Вселенная Велимира Хлебникова». Насколько такие мероприятия способны решить насущные проблемы хлебниковедения?
— Подобные конференции в Москве проводятся каждые пять лет, в Астрахани раньше каждые два года, теперь немного реже. Они дают, конечно же, стимул для ученых работать дальше с текстами Хлебникова, приближая их к читательскому восприятию.
Считается же, что тексты Хлебникова трудны даже для носителей русского языка. Как же тогда его переводить? Однако в ФРГ вышло двухтомное собрание сочинений благодаря Петеру Урбану, познакомившему немцев с Чеховым и Достоевским. В Америке собрание сочинений Хлебникова перевел Пол Шмидт, во Франции над переводами работали Жан-Клод Ланн и Иван Миньо (выпустивший тысячестраничный том Хлебникова), в Нидерландах стараниями профессора Виллема Вестстейна выходит собрание сочинений. В Румынии Хлебникова много переводил и издавал поэт Лео Бутнару. А надо еще сказать о переводах на славянские языки: болгарский, сербский, словенский, македонский, словацкий, чешский, польский, хорватский. Не будем забывать и о Японии, где переводы футуриста из России осуществлял профессор Икуо Камэяма; Китай, где переведенного Хлебникова печатали в антологиях, журналах, а теперь еще отдельным томом (триста произведений Хлебникова прозвучали на китайском благодаря одному человеку — русисту Чжэн Тиу!).
— Но как вообще возможно передать на другом языке «непереводимые» неологизмы типа «бобэоби», «гзи-гзи-гзэо», «лиэээй»?
— Хлебниковские образования типа «бобэоби» обычно передаются транслитерацией, то есть их записывают латиницей. Тем более что тут есть и элемент звукоподражания.
Очень интересный эксперимент проделал немецкий переводчик Петер Урбан с переводом «Заклятия смехом».
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
О, рассмешищ надсмеяльных — смех усмейных смехачей!
О, иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных смеячей!
Смейево, смейево!
Усмей, осмей, смешики, смешики!
Смеюнчики, смеюнчики.
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Урбан пригласил ведущих немецкоязычных поэтов, известных склонностью к эксперименту, и получил около десятка оригинальных текстов. Например, Оскар Пастиор — известный немецкий комбинаторный поэт — написал пространный текст «Allerleilach». Такого слова нет в немецком языке, но есть allerleibuch, то есть по-русски «все виды книги», значит, у Пастиора получается «все виды смеха». Пастиор дает подзаголовок, который можно перевести «голова к голове, сцепка». Это развернутая картина смеха в разных воплощениях. Близкую по духу картину создает сам Петер Урбан в тексте «Lach Alle» с подзаголовком «Koppelung vom Wurzeln» — «Связь корней».
И друг степей Калмык...
— Сколько в нашей стране памятников Хлебникову?
— Первый, созданный гениальным Степаном Ботиевым, скульптором и графиком, иллюстратором Хлебникова, установлен в Калмыцкой степи у села Малые Дербеты, в месте, где родился поэт (его установил, кстати, исследователь А.Е.Парнис; сам поэт писал неопределенно, что родился в стане монгольских кочевников. — И.В.). Вторым памятным знаком с 1986 года отмечено место первого захоронения Хлебникова в деревне Ручьи Новгородской области, у стен храма Георгия Победоносца. Автор — Вячеслав Клыков, имя само за себя говорящее. Третий же поставлен племянником поэта, художником Маем Петровичем Митуричем на Новодевичьем кладбище. Он представляет собой положенную горизонтально на надгробие каменную скифскую бабу.
— Бюст Хлебникову во дворе Элистинской многопрофильной гимназии вы сознательно не упомянули?
— Спасибо, что напомнили. Это все-таки бюст… Но тоже изваянный нашим замечательным другом Степаном Ботиевым, к сожалению, в октябре этого года ушедшим из жизни.
…Настоящего памятника, отражающего место Хлебникова в русской литературе и культуре, нет ни в Питере, ни в Москве!
— Озвучивались ли в советские времена и в новой России некие весомые инициативы по увековечиванию памяти Хлебникова?
— Разговоры об этом идут давно, в 2022 году я высказывался в пользу памятника на научных и художественных мероприятиях, но прямых официальных обращений мы тогда не делали. Теперь же по итогам конференции к правительству Москвы ученое сообщество обратится адресно.
— Если ставить памятник Хлебникову в Москве, то где?
— Существует много соображений по этому поводу. Единого мнения нет.
— А если бы это зависело лично от вас?..
— Например, возле бывшего общежития студентов ВХУТЕМАСа (Высших художественно-технических мастерских) на Мясницкой улице, где останавливался Хлебников. Но это вариант моих личных мечтаний — решение о выборе места должно быть исключительно коллегиальным.
Обсудить