Возрождая «Задворки», Панков сделал ход конем

Задворками называют место у дома, обычно скрытое от посторонних глаз, где-то там, в глубине двора, где ходят только свои. Но панковские «Задворки» начинаются прямо у проезжей части Малой Дмитровки, где вдоль фасада здания бывшего купеческого собрания летят авто, люди заходят/выходят из автобуса. А тут, в самое осеннее что ни на есть ненастье, — энергичная музыка, бит, длинноволосая блондинка в красном пальто поет джаз или рок, а на подпевках у нее ребята в спецодежде, какую носят на строительных объектах. Намек принят — Панков со своей командой пришли на Малую Дмитровку строить. Вернее, продолжать строить то, что в «Ленкоме» почти (страшно сказать) полвека делал Марк Захаров. Теперь его монументальный, скульптурной лепки профиль приглядывает за происходящим с торца дома в Настасьинском переулке.

Действие продолжится уже во дворе театра, где те, кто не испугался дождя и не спрятался в театре, на балконе второго этажа наблюдают прямо-таки оперный выход: дива с арией, кажется, из Пуччини, свита, внизу все те же «строители», фейерверк. Но в диву снизу целится другая героиня. Выстрел, другой… дива красиво медленно сползает, хватаясь за перила балкона. Непонятно, но феерично.

Зал забит, как принято в таких случаях с апломбом говорить, «висят на люстрах». Еще бы, Марк Захаров оставил богатое наследие в виде своих спектаклей и трех поколений артистов, а главное — высокую планку творчества и существования театра. Даже не в Москве — во Вселенной. Звезда его «Ленкома» движется по орбите и пока еще сияет. Как Панков поддержит траекторию этого полета и куда двинет путь ее, к каким мирам направит? И на это тоже пришли посмотреть друзья и поклонники театра. Кое-кто, и это видно, скептически настроен.

Сцена в черно-бело-голубом свете, нижние дымы красиво создают эффект тумана, из которого выплывает белый конь, который вообще-то был уже заряжен на сцене, но все равно как будто выплывает. Этот конь работает в «Поминальной молитве», и его доставили в театр, чтобы он открывал «Задворки» на сцене вместе с Сашей Захаровой. Она вернулась в театр, ее вернул Панков и отдал ей право вести вечер. А кто, кроме нее, сможет дать такую точную, сдержанную, но искреннюю интонацию любви. И Марк Анатольевич, если помните, писал в своей книге, что «самое главное мое творение в жизни — дочь Александра». И вот она на сцене в элегантном темно-синем брючном костюме.

— Мой отец все время работал, он все время писал. Все инсценировки, все пьесы, а когда забывался, начинал произносить фразы вслух. Он столько сделал. Он создал свой театр. Он восстановил храм.

Не случайно главное слово этого вечера —«храм». Оно звучит прямо, опосредованно через текстовые или музыкальные фрагменты спектаклей Мастера. Звонница, Милость Господня… Он еще тогда понимал, что уповать в стране можно только на это. Какой бы режим ни был за окном театра. Поэтому монтаж фрагментов продуман, не схематичен в своей концепции и подчинен сверхзадаче — вернуть в театр на Малой Дмитровке дух Марка. Через его мысли, озвученные дочерью Александрой, через отрывки работ, иронию, так свойственную им, музыкальность, даже когда не звучит музыка. И надо сказать, это удалось.

Оформленные остроумными театральными ремарками, деталями отрывки не имеют хронологической последовательности. Они сшивались скорее ассоциативно — авторы, композиторы, поэты, писавшие для Марка. Актеры путешествуют по волнам памяти, погружаясь в то далекое время, когда Захаров только пришел в «Ленком» и взорвал его гнетущую тишину почти забвения ритмом, энергией, молитвой из «Тиля», «Хории», «Звезды и смерти», «Юноны». В стране торжествующего атеизма.

И тут же радость, мощь театра в номерах из хитов Марка, с которыми в диалог вошел новый худрук. Диалог во времени, но на одном пространстве получился искрометный, остроумный, витальный. Своей игрой его поддержали корифеи: Дмитрий Певцов в образе кабальеро (а до этого алкаша с большой компанией из песни Высоцкого) пластически соревновался с тройкой молодых конкурентов (Станислав Тикунов, Андрей Миронов-Удалов, Илья Халмурзаев), после чего все вливались в стремительную Арагонскую хоту из «Женитьбы Фигаро».

Проникновенно Окуджаву пел Сергей Степанченко с ленкомовскими красотками, живописно расположившимися у ног большого (и в прямом смысле слова) артиста («Моцарт на старенькой скрипке играет»), — не из спектакля совсем, но сделанный как готовый номер. И он же, но уже в паре с Иваном Агаповым так жахнули «Уно Моменто» из фильма «Формула любви» — начали как будто за столиками в ресторане (официантки, и все такое), а закончили в зале, когда зал пел вместе с ними.

До слез, как она это умеет, довела всех Олеся Железняк: в образе вдовы из «Доходного места», но под музыку Гладкова из спектакля «Проснись и пой» она металась в балетном экстазе — не тяжелая в розовых юбках особа, а просто звезда балета. Она не могла остановиться в вариациях, все фуэте крутила — еле со сцены увели, а зал, валявшийся от смеха, уже внимал Антону Шагину, читавшему стихотворение «Я не знал никогда отца» собственного сочинения, и отчаянно молодому Евтушенко в исполнении Максима Аверина. Анна Якунина с монологом от лица Инны Чуриковой. Виктор Раков в дуэте с Еленой Степановой с куплетами смерти из «Тиля», обещавшие всем, что «будет заваруха».

Зрелище очень тонко поддерживал экран с размытым черно-белым изображением, но в котором совсем нетрудно было угадать Инну Чурикову, Александра Збруева с Еленой Шаниной, когда-то игравших в спектакле «Хория», а теперь их дочь Татьяна нежно поет песню Неле из «Тиля». Узнать Армена Джигарханяна в роли Левинсона из спектакля «Разгром», поставленного Захаровым в Маяковке у Гончарова. Последний, кстати, два раза спасал Захарова — от безработицы и от немилости чиновников от культуры и партийных начальников. Монолог Левинсона прочтет Игорь Миркурбанов, за спиной которого на экране была съемка того легендарного спектакля с Джигарханяном.

Чем дальше шло действие, тем больше становилось понятно, что Владимир Панков — едва ли не единственное верное назначение в столичные театры. Он совпадал с Марком Захаровым по ощущению времени и жизни, по ритму, энергии, музыкальности, большой массовке на сцене и пристрастию к выстрелам на ней же. А еще постоянному обращению взгляда к небесам.

«Тилем» начали, «Тилем» и завершили «Задворки» — в этот спектакль ранний Захаров заложил те философские мысли, которые потом прорастали, развивались в его других спектаклях. И которые он написал в письме дочери — она читает его в финале.

— Во Вселенной нет прошлого времени. Прошлое время придумали недалекие люди. Выйти из времени —это не значит исчезнуть. Счастье, что у нас с вами общее время.

И закадровый голос Николая Караченцова: «Ты меня на рассвете разбудишь/ Проводить необутая выйдешь…»