Сергей Безруков расследовал бунт Пугачева: в Губернском театре поставили повесть Пушкина

Переживать, а не посмотреть, — я бы так сказала о зрительском самочувствии на спектакле «Капитанская дочка». Автор инсценировки Анна Матисон перевела прозу в жанр расследования — оно сразу исключает повествовательный характер действия и наличие фигуры рассказчика. Рассказчиками, собственно, здесь являются чуть ли не все: Петр Гринев, его денщик — дядька Архип Савельич, капитан крепости Миронов Иван Кузьмич с супругою Василисой Егоровной, их дочь Маша, офицер-предатель Алексей Швабрин. А также сам Емельян Пугачев и поднятые им на штурм военных гарнизонов казаки — и сами казаки из массовки.

Допрос на авансцене ведут чины по следственному ведомству — генерал Маврин (Сергей Вершинин) и капитан (Алексей Фролов): в приглушенном, мрачноватом свете один задает вопросы, другой фиксирует ответы.

— Когда вы прибыли в крепость?

— В каких отношениях состояли с бунтовщиком Пугачевым?

— Почему скрыли свою связь с…?

И так далее, и так далее…

Слова допрашиваемого Петра Гринева подтверждают другие персонажи — участники, очевидцы трагических событий, которые на сцене тут же и реконструируются — эпизодом, репликами персонажа из прошлого, развернутыми сценами, в том числе и музыкальными. Так постепенно, из разноразмерных фрагментов, вырисовывается картина жизни гарнизона Белогорской крепости — куда прибывает молодой прапорщик Гринев (Олег Савостюк), полный надежд и устремлений, — и казацкого мятежа. Причем последовательность эпизодов, тщательно фиксируемых следствием, не имеет значения: вопрос подследственному задан по факту произошедшего — ответ становится иллюстрацией.

Напряжение, продиктованное жанром расследования, по мере раскрытия сюжетной линии нарастает, усиливается и за счет музыки Александра Биллиона. Ощущение большой неуправляемой массы, страшной и, как известно по истории, беспощадной, сохраняется не только на сцене, где режут, расстреливают и вешают, подменяя в последний момент актеров манекенами. Страх сохраняется и за пределами сцены: зритель не замечает, как сам оказывается втянут в мятеж. Кому-то в четвертом ряду на голову уже нахлобучивают казацкую шапку, и со сцены к этим «своим» устремляется орава казаков, опьяненных победами…

Сценография Максима Обрезкова, без которого теперь не обходится, кажется, ни одна столичная премьера, имеет вид грубого дощатого помоста, поднятого под резким углом к залу и накрывшего сцену, отчего та сама как будто взбунтовалась — чернотой по горизонту.

В эпицентре событий оказались два юных существа с их первой любовью. Сентиментальная линия повести в инсценировке тоже выдержана в духе интриги, которую разрешит лишь сама императрица Екатерина II (как у Пушкина) — во втором акте она лично поведет допрос (а это уже по Матисон). Но условность, взятая за принцип, разрешает постановщикам многое: им веришь.

Первая любовь героев опалена огнем, подвергнута испытанию жестокими сценами, которые разворачиваются во время показаний — прапорщика Гринева ли, пощадившего ли его бунтовщика или какого другого персонажа. Схватка Гринева со Швабриным, где первый в силу неопытности обречен на поражение, захватывает, как какой-нибудь киноэкшн. В Губернском бьются не по-детски, и тут «браво» постановщику боев Айдару Закирову: энергия сцены перебрасывается в зал, вызывая бурю эмоций. Когда Гринев упал, и Швабрин занес над ним шпагу, чтобы нанести смертельный удар, сидящая рядом со мной девушка испуганно закрыла лицо руками, и было слышно, как она всхлипывает.

Впрочем, за истинно маскулинным зрелищем режиссер Безруков не забывает главной темы, и она настойчиво прорастает в сценической борьбе: береги честь смолоду, и служба Отечеству превыше всего. Не в одних фразах Гринева-старшего как представителя старшего поколения дворянского рода, а в поступках сына его, который постоянно оказывается перед выбором: жизнь ценой отречения от присяги, счастье ценой предательства… И именно это играют актеры: Олег Савостюк (прапорщик Гринев), Александра Лукьянова (Маша Миронова), Антон Соколов (Алексей Швабрин). Для студентки третьего курса ВГИКа Саши Лукьяновой это яркий дебют. Степень искренности ее чувств поразительна, и с учетом ее небольшого опыта понимаешь, что опору в роли будущая артистка ищет не в технике, а в подлинных чувствах. В паре с Олегом Савостюком на сцене — красивая пара.

Удивительный образ Емельяна Пугачева получился у Дмитрия Карташева: выразительное, крупной лепки лицо, физическая и внутренняя мощь исходит от этого артиста. Постановщик усилил его роль текстом Пушкина из его же монографии «История Пугачева».

Однако свой брутальный и яростный спектакль Сергей Безруков заканчивает на тихой и в прямом смысле слова воздушной ноте: все, кто находится на сцене (а это не менее двадцати пяти человек), вереницей потянулись прямо в зал вслед за монументальной фигурой русской царицы, которая управляет… полетом воздушного змея. И самый обычный бумажный змей в руках монаршей особы рифмуется со змеем, который запускал ее верноподданный Петруша Гринев в первом акте, не зная, какую участь ему уготовили небеса. Впрочем, такой поход верховной власти в народ вселял надежду в то, что когда-нибудь между этими двумя полюсами исчезнет вечно-непреодолимая пропасть.