- Культура
- A
Максим Аверин сделал неожиданное признание о «Романе»: интимная зона
О, божечки! Наконец-то он! Михаил Афанасьевич Булгаков! Целый! Невредимый! Не изуродованный личными творческими домыслами иных милых художников, за которыми стоит попытка то ли улучшить Мастера, то ли скрыть свою невозможность воспроизвести гения на сцене. «Мастер и Маргарита» — недоступность полного раскрытия. Но удалось выделить одну сюжетную линию. Главную. Иешуа Га-Ноцри и Понтий Пилат. И показать ее зрителям во всей подлинности замысла автора...
Вы спросите: «Где?» В Театре Российской Армии.
Кто поставил? Народный артист России Александр Лазарев.
Как называется? «Роман».
«Фантазия была только в том, что мы выделили одну историю романа: многопланового, многопластового. Мы один пласт выделили и никаких дописываний за великого автора у нас не было. Только Михаил Булгаков», — Александр Лазарев стоял на этом как на своей личной Голгофе в нынешнем мире трендов, пиара, хайпа и звенящей за этим пустоты.
О, каким был Александр Александрович перед пресс-показом, которым прошёл со зрителем накануне сегодняшней премьеры. Как стрела, у которой может быть только один путь — в яблочко.
«Я очень взволнован!” — признался он.
И правда, он — до мозга костей человек сцены — не мог скрыть своего напряжения, отвечая на вопросы.
О выборе темы. А «Роман» — не просто премьера, это — его первая работа как главного режиссера театра.
«Это — осознанное решение, мне кажется в Театре Красной, Советской, Российской Армии такая тема не затрагивалась и очень интересно именно здесь начать разговор об этом, на этой сцене. Только здесь и ни в каком другом месте, не только потому, что я здесь служу”.
И далее о выборе театра:
«Благодаря возможностям именно этой сцены мы решились на воплощение этой истории. На другой сцене история была бы другой. То, что мы придумали, возможно только здесь.”
И это — правда. Центральный Академический Театр Российской Армии — это самая большая драматическая сцена в Европе с двумя поворотными кругами, где малый из них совпадает с диаметром цирковой арены, 13 метров. Только здесь, на этой сцене могли уместиться всадники Понтия Пилата на лошадях, сама Голгофа во всем своем ужасном величии и толпа страждущих перед ней. Комната, из окна которой были видны улицы, полные людей и общественного транспорта сталинских времён. И, конечно, иное измерение, где с Маргаритой и ее Мастером общался всесильный Воланд, сжигаемый ревнивым признанием превосходства только одного героя — Иешуа.
И о выборе актеров говорил Александр Александрович:
«Прежде всего, это — человеческое взаимопонимание, это огромный подарок и для режиссера, и для актера, а и впоследствии для зрителя, когда ничего не надо объяснять. И режиссёру достаточно договориться один раз о главном, в начале пути, и дальше актёр в силу своего дарования делает все сам. Главное, когда в душе струны совпадают и не надо ничего объяснять — вот этот главный принцип выбора актеров на эти роли. Мне кажется, я очень точно попал во все персонажи с актерами, с моими товарищами, ведь ещё товарищеские взаимоотношения очень важны».
И снова прав Лазарев. Точное у него попадание. И когда смотришь на Воланда-Домогарова, в голове звучат иронично-сочувственные слова Азазелло: «Но я разочарую вас, этого не будет». И ты понимаешь — не будет! Не будет этого! Не будет! Просто потому, что из другой крови и плоти этот «один знатный иностранец».
И глядя на Маргариту – Екатерину Шарыкину, объясняющую зачем отдала своё счастье в виде исполнения самого душу выжигающего желания другой женщине: какой-то Фриде, в сущности незнакомой, да ещё детоубийцы — «я — легкомысленный человек”, ты ей сочувствуешь. Но ощущаешь некую нестыковку. Легкомысленная? Настолько? И мимолетная поправка Воланда — «не будем наживаться на поступке не практичного человека...» Да! Это — не легкомысленность! Это — непрактичность, нестяжательность, не нахрапистость. Она — не торговка с рынка! Она — одновременно королева бала Сатаны и подруга автора «Понтия Пилата». Она — Маргарита.
И когда Иешуа-Дмитрий Ломакин называет Понтия Пилата-Максима Аверина «добрый человек»... Ты в этот момент понимаешь, почему он в этой роли, почему Аверин. Потому что Максим сам по себе — добрый. Добрый и во многом замкнутый. Хотя ещё и не потерявший веру в людей.
Хотя сам Аверин, объясняя, как попал на эту роль, отшучивался — «по блату! Только так! Есть связи!”
На вопрос журналиста, не молился ли он об этой роли? — Аверин ответил отрицательно:
«Нет, я не молился. Честно говоря, в романе «Мастер и Маргарита» есть много ролей, которые мне, как характерному артисту, хотелось бы сыграть, но режиссёр сказал «Понтий Пилат», и я ответил: «Есть Понтий Пилат». При этом Аверин признался, что на Воланда не замахивался — «Нет! Там роль кота замечательная!”. Также артист признался, что не испытывал суеверия, соглашаясь на эту роль: «Я верю в Бога, эта тема мне важнее всего». Также Аверин определил, что для него творчество Булгакова: «С каждым возрастом он открывается заново, ещё много мне предстоит открытий, это — интимная зона».
К слову в этом плане Александр Лазарев был более откровенен. Отвечая на вопросы журналиста он признался, что помимо романа, создавая образ Пилата, руководствовался только «собственной фантазией». Что работа от первого взятия ручки до премьеры «заняла три года». И что Пилат ему: «Да, снится».
— Брали ли вы благословение на создания Понтия Пилата? — спросила я, и это был очень-очень важный вопрос.
— Да! ...Это — личное. Об том мы не говорим, — ответил Александр Александрович.
И режиссёр, и премьер спектакля высказались про своего героя практически одними и теми же словами:
«Этот образ интересен тем, что человек совершил поступок на века, на тысячелетия вперёд, и от одного его слова зависел поворот истории человечества. Вообще, это личность космического масштаба, очень интересно прикоснуться к его мыслям, его переживаниям в момент принятия такого решения — этим он интересен», — сказал Лазарев журналисту.
«Вопрос то извечен, на протяжении 2000 лет он один и тот же. Вы же понимаете, что история могла бы пойти совершено по-другому, когда сегодня планета уже не выдерживает, с одной стороны мы все продвинутые, в дзене, кричим о добродетели, но при этом нет ни одной точки мира, которая бы жила спокойно. И все это сводится к одному вопросу — имя! Ведь Пилат мог бы взять и назвать другого преступника, которого вели на Голгофу...» « А вы бы назвали другое имя на его месте?” — спросила я. Но Аверин не ответил: не захотел, а, может, не решился. И, это, кстати, очень честно с его стороны.
А так было все. Дифирамбы режиссера в адрес артистов: «Не смотря на все тяжесть темы, ответственность и отсутствие юмора, как не странно очень легко и приятно было работать с талантливыми людьми, всегда большое счастье — заниматься любимым делом с замечательными товарищами». И алаверды премьера спектакля в адрес режиссера: «Хочется признаться в огромной благодарности и любви к режиссеру, он настолько деликатен и уважителен к произведению, это невероятно при нынешних режиссерах, которые любят все переделать, все переставить по-своему, он же ориентируется на автора, пытается его разгадать, это — невероятное уважение к Булгакову, я этим очень дорожу».
Была прекрасная игра актёров, великолепная сценография, мощные вокальные решения, изумительный свет и потрясающие сценические трюки. Были овации зала, крики браво, цветы в финале...
Но чего-то все равно не хватило...
Я знаю — чего. Собаки!
Нет, я понимаю, что при всадниках на сцене собака было бы сценическим перебором, маслом масленым...
Но только как же иначе донести до зрителя великую фразу Булгакова: «тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит...»?
Написать комментарий