«Добро пожаловать, или...»: последний фильм хрущевской «оттепели» отменил коммунизм

Элем Климов, снимая свой первый большой фильм, очевидно, торопился: не дождался даже выпуска из ВГИКа, став режиссером полноценной мосфильмовской картины еще в студенческом статусе. Как будто чувствовал, что эпоха «советской новой волны» — резковатых, неоавангардных фильмов — подходит к концу, и нужно успеть сказать в ней свое слово.

Успел. «Добро пожаловать…» был снят и впервые показан в контексте не более поздних и стилистически мягких фильмов о детях (таких как «Доживем до понедельника», например), а «молодого кино» — такого, как «Мне двадцать лет» («Застава Ильича»), «Я шагаю по Москве», «Июльский дождь»… Работы действительно молодых авторов ни с чем не спутаешь: им всегда хочется применить на практике весь кругозор и насмотренность, поиграть со стилями и одновременно рубануть правду-матку.

И все это получилось, причем даже с перевыполнением: картина вышла мало того что вызывающе несоветской… но еще и не антисоветской. Так что уже в наши дни, шестьдесят лет спустя (да, у «Добро пожаловать…» в этом году юбилей!), картину с удовольствием смотрят и те, кто до дрожи ненавидит «совок», и любители лучшего в мире советского мороженого. Вот так неоднозначность может примирять антагонистов. Всегда бы так!..

Парники, цветники, мероприятия

Основные съемки картины велись в Тульской области, рядом с городом Алексин. Здесь, на берегу Оки, в советское время были построены буквально десятки профсоюзных пансионатов, санаториев, баз отдыха — и, конечно, пионерских лагерей. Мостик в настоящее: тогда путевок и билетов «на море» тоже хватало далеко не всем желающим. Поэтому развивали среднерусские курортные зоны.

Лагерь, где снимали «Добро пожаловать…», назывался «Заполярье»: он принадлежал тресту «Воркутауголь». Для юных воркутинцев — да, вполне себе юг, тем более рядом большая река, где можно купаться (с чего и начинается фильм). Правда, до осени весь материал отснять не успели — пришлось продолжать в лагере «Красный Аксай» уже на Черноморском побережье.

— Оглянитесь вокруг! — проповедует пионерам директор лагеря товарищ Дынин (Евгений Евстигнеев). — Какие для вас корпуса понастроили, какие газоны разбили! Водопровод, телевизор! Парники, цветники, мероприятия!..

Добавим: и кинозал (в который превращается по вечерам столовая, мы видим это в фильме). И оборудованная по последнему слову техники медсанчасть — правда, во многих других лагерях обходились небольшим медпунктом. И весьма калорийный, по тогдашней науке о детском питании, рацион — со сметаной в стаканчиках, борщами и котлетками.

Тут «антисоветчики» и «советчики» не имеют даже предмета для спора: послевоенная (как раз начиная примерно с «оттепельных» времен) система детского отдыха была одним из важных и ценных элементов советского «соцпакета». И действительно работала. Лагеря благоустраивались, фонды обновлялись, корпуса строились. Экономическая сторона вопроса (выделение фондов и средств, субсидирование путевок) — разговор отдельный, но с точки зрения «пользователя» — то есть родителей пионеров, они же работники предприятий, — это было вполне убедительно.

— Путевка стоила рублей двадцать, это за три недели на полном обеспечении, — вспоминает Валентина Ионина, в детстве каждое лето проводившая в пионерлагерях. — За тобой присматривают, тебе есть с кем играть и общаться, а родители могут уехать в отпуск сами, по своим профсоюзным путевкам…

«Сделка» получалась вполне хорошая — особенно учитывая, что альтернативные способы организации отдыха (например, всей семьей поехать «дикарями» на море или в автопутешествие) были обычно сложнее и дороже. А деревенские бабушки с дедушками были не у всех. Единственный, но крупный недостаток такой «индустриальной» схемы с профсоюзными путевками — то, что многим городским детям это почему-то совсем не нравилось. При этом одни терпели, другие плакали и просили родителей больше никогда их не отправлять, — но число тех, кого формат пионерлагеря не устраивал, было немалым.

Аллергия к хождению строем

Сам Элем Климов в пионерлагерях никогда не был — и охотно признавался в этом уже после выхода фильма. Но фактуру он нашел правильную и точную — тогда для режиссеров это был один из важнейших навыков, этому учили. А что до отношения к системе… Похоже, авторы картины (не только Климов, но и вся команда) изначально ненавидели не столько детские лагеря как они есть, сколько их идею.

Дети, шагающие строем. Горнисты из гипса, стоящие рядами (чудесная гротесковая находка художников фильма; впрочем, для ночной сцены большинство скульптур были сделаны из папье-маше). Купание в огороженной «клетушке», когда вокруг вольная река. Кадры, по изобразительной силе не уступающие сценам с юными нацистами из «Кабаре» Боба Фосса. Визуальный ряд прекрасно, откровенно дает понять одну из главных мыслей картины: какой же это отдых, если приходится все время ходить строем?! Бесит!

Стоит ли говорить, что здесь обобщение, — даже не слишком искушенный в чтении между строк человек среагирует на унылое: «Лагерь — наша большая семья, мы бодры, веселы...» Лагерь — это и «социалистический лагерь», и как раз в «оттепель» произнесенные вслух лагеря сталинские. Потому и хихикали в кулак взрослые: мы все тут в «пионерском лагере», где «от вас что требуется, друзья мои? Дис-ци-пли-на!» А ежели кто-то «сбегает за сетку», это становится ЧП и влечет за собой репрессии. А вокруг, посмотрите, речные просторы и деревенские пацаны-«ковбои», никогда строем не ходящие и от этого счастливые.

Зачем нужна «дис-цип-ли-на», понимает Дынин. Ему положено по должности. Понимали и другие старшие — условное поколение фронтовиков (хотя «перегибы» раздражали и их, конечно). А вот молодое, «оттепельное» поколение — нет, совершенно не понимало. И, забегая вперед, оно не смирится и не поймет, зачем ходить строем. Все великое рязановское кино семидесятых — «Ирония судьбы…», «Служебный роман», далее везде — о том самом поколении пионервожатых из «Добро пожаловать…» Для которых свобода лучше, чем несвобода, и что тут еще объяснять.

Верните авангард

Интересно, что люди «оттепели» — они же шестидесятники — антисоветчиками не были. Вот и здесь: ни словом, ни намеком в «Добро пожаловать…» не происходит выхода за пределы системы. Зато и авторы за кадром, и герои в кадре пользуются тем инструментарием, который считают «лучшей версией СССР»: эстетикой авангарда 1920-х.

Сначала — еще раз о картинке: стоят статуи в «острых» ракурсах — привет Александру Родченко! Топают детские ножки по тропинке, а за ними бежит «живая» ручная камера — поклон Сергею Эйзенштейну и Дзиге Вертову! Кадр прочерчивает диагональ песчаного откоса, над которым этаким Наполеоном, опять же в диагональ, стоит товарищ Дынин — опять же привет и поклон великим мастерам немого кино. И не забудем, что еще в пятидесятые эти мастера были хоть и задвинуты в тень сталинским кинематографом, но живы и преподавали будущим режиссерам. Так что все не случайно.

«Верните авангард!» — прямо кричат квадратные безыскусные субтитры, разделяющие некоторые эпизоды фильма. Тут можно вспомнить, что и вся «оттепель» шла под знаком «возвращения к ленинским нормам» — а что это применительно к искусству, как не авангард? И музыка Микаэла Таривердиева и Игоря Якушенко — молодых модников, джазистов и стилизаторов под двадцатые — лишь усиливает впечатление.

А внутри кадра — помните, что с энтузиазмом декламируют дети под руководством правильной комсомолки, вожатой Вали (Арина Алейникова)? «Левый марш» Маяковского: «Довольно жить законом, данным Адамом и Евой. Клячу истории загоним. Левой! Левой! Левой!»

Страшные стихи-то, если вдуматься. Хотя и гениальные, и больше заводящие ребят, чем «правильная» унылая речевка про «бодры и веселы». Но ведь и сейчас, пожалуй, многие люди консервативных убеждений поморщатся от «Левого марша»: ишь, трансгуманисты нашлись, Адама и Еву отменяют. Вот и товарищ Дынин поморщился: «Не надо!»

Тонут совсем другие

Он ведь совсем не идиот и не злодей, Дынин. Может, если бы его сыграл кто-нибудь еще (были варианты — Николай Парфенов или Леонид Куравлев), было бы иначе. Но сыграл Евгений Евстигнеев, и вышел у него (с полного согласия режиссера!) герой вполне трагический.

«Нас у матери восемь человек было…» — стало быть, наверняка деревенский паренек. Далее — пионер из первых, из героев «Кортика» или «Бронзовой птицы». Пионерские лагеря двадцатых — это и правда совершенно другая вселенная по сравнению с шестидесятыми… «Спали в самодельных шалашах, готовили пищу на костре, сами таскали воду, сами стирали. Очень неустроенные были в бытовом отношении!»

И вот этот человек, испытавший в детстве настоящую нужду (правда, и свободу тоже, но… что имеем, не храним), оказывается на ответственной должности. Где на пару сотен детей — десяток сотрудников. И если что-то не так — пойдешь под суд как «не обеспечивший». Спрашивается: многие ли в его положении были бы сторонниками свободы?

Да, Дынин смешон с его мелким подхалимажем в адрес товарища Митрофанова, крупного начальника, племянница которого отдыхает в лагере. И с паранойей относительно котлет: «Может, побег готовят, а может, и что похуже!» И даже отвратителен со своим подсчетом «привеса»: «Что ни день, сто грамм, а то и сто пятьдесят!»

Но ведь одновременно Дынин и мудр житейской мудростью. Когда вожатая Валя оправдывает Костю Иночкина — он же прекрасно плавает! — отвечает ей просто: «Кто не умеет плавать, как раз и не тонут. Тонут совсем другие». И что тут возразишь?..

Задача директора лагеря в первую очередь — вернуть детей родителям живыми и здоровыми. На эту задачу Дынин и работает. Точнее, он-то прежде всего усердный исполнитель всех инструкций, желающий прежде всего не подставиться под какое-либо нарушение. А саму систему построили совершенно другие, обезличенные люди — само советское государство.

Например, как минимизировать среди пары сотен детей школьного возраста драки и, так сказать, ранние романы? При наличном числе персонала — только жестким режимом (и да, карами по отношению к нарушителям вплоть до отчисления). И сколько угодно могут негодовать сами подростки, что из «Фанфана-тюльпана» картонкой «вырезают» любовную сцену, — такие вещи и тогда имели рейтинг 16+, и кто из должностных лиц захочет отвечать за нарушение?

Итак, задача «накормить, сохранить и обогреть» была в пионерском (читай — советском) лагере решена. А вот дальше…

Финальный полет

Дальше должен, по идее, быть коммунизм, при котором решилась бы и задача свободы, самовыражения и воспитания творческих личностей. Ну, по крайней мере, на XXII съезде КПСС так обещали (сам же Никита Сергеевич и обещал). И база для этого вроде бы создавалась — это видно и в том самом пионерлагере.

Вот — мальчишки из струнного квартета на ходу играют «Сентиментальный вальс» Чайковского. Да, благодаря сети музыкальных школ серьезные занятия музыкой стали доступны массово.

Вот — ребят, будущих жителей коммунизма, воспитывают на самом подходящем для свободного творческого развития, что есть в мировой культуре: приключенческие романы, романтика открытий… Заодно, кстати, учат конспирации и сопротивлению, а также остракизму (ныне известному как культура отмены). Помните, как перевоспитали Марата, приятеля Кости, который — о, искушение творческих людей! — нарисовал про него обидную стенгазету по заданию Дынина? А ведь перевоспитали, проверили следующим испытанием — и приняли обратно в «стаю».

Вот, наконец, не жалеют ресурсов на качественную, дорогую, безопасную развивающую среду. Ведь и сами по себе дорогие маскарадные костюмы, и их дезинфекция — правильные, научно обоснованные и художественно выверенные вещи. Сделано профессионалами! Кстати, выкройки маскарадных костюмов именно такого вида можно найти в «Энциклопедии домашнего хозяйства» конца 1950-х.

И, казалось бы, все просто: дуболома Дынина убрать, к материальной базе добавить свободу и творчество… И счастье для всех, и никто не уйдет обиженным, и даже «ковбои» из деревни становятся друзьями (намек на разрядку в международных отношениях?). И вот он, коммунизм-то, и есть!

Вот только фильм сложнее этой схемы. Это самое счастье в финале выглядит как прыжки через речку — то есть чем-то ирреальным. На что человек на самом деле не способен. Разве что так, помечтать. И самого товарища Дынина — при том, что он вроде бы и жалок, и глуп к финалу, — так никто по существу и не опровергает. Потому что попросту нет таких аргументов, которые разбили бы приземленные и трезвые, хоть и недалекие, взгляды «простого советского государственника».

И значит, никакого счастья в реальности не будет. Дынин едет руководить чем-то еще (ведь нарушений в его работе, скорее всего, минимум) — а новый директор лагеря будет руководствоваться теми же инструкциями. Старыми, но совершенно не отмененными. Грустно, однако: детский фильм, а никакой надежды.

Правда, следующим ходом молодежь придумала новый лозунг, опрокидывающий ситуацию: «Будьте реалистами, требуйте невозможного!» Но это было чуть позже и вовсе не у нас.