Александр Зельдович снял фильм о своей матери Алле Гербер

Многие из нас прекрасно знакомы с Аллой Ефремовной, и несмотря на разницу в возрасте, называют ее просто Алла. Без отчества. Далеко не к каждому можно так обратиться. «Я — Алла Гербер», — сказала она на премьере фильма своего сына на Берлинском кинофестивале. И все. Никаких регалий. Охрана тут же расступилась у входа. И не то чтобы секьюрити что-то знали о ней. Просто она шла с гордо поднятой головой, и это был незабываемый эпизод.

Несколько лет назад вышел многосерийный фильм «Подстрочник» Олега Дормана о филологе и выдающейся переводчице книг Астрид Линдгрен и Генриха Бёлля Лилиане Лунгиной – маме режиссера и сценариста Павла и Евгения Лунгиных. Это был киномонолог о жизни и о себе, о стране и поколении. Перед камерой на протяжении нескольких серий находилась только одна женщина, от которой невозможно было оторвать глаз. Интерес к картине превзошел все ожидания.

Лилиана Лунгина старше Аллы Гербер. Она ушла из жизни в 1998 году, в 77-летнем возрасте, не застав тех перемен, которые занимают умы современных зрителей. Александр Зельдович восполнил этот пробел, сняв свою феноменальную маму. Его картина состоит из шести глав. Как сам он говорит: «Это мамин рассказ о себе и жизни. Сняли его ровно два года назад. Получилась личная и одновременно эпическая история про себя и про век. Шесть серий по сорок минут».

На экране только Алла Гербер, сидящая в кресле и вспоминающая о своей жизни, начиная с детских лет. Это и исповедь, и рассказ о целом поколении, чье взросление прошло в сталинское время, и разговор о стране в целом. У Аллы Гербер прекрасное лицо, она красавица, и возраст прибавил ей великолепия. У нее потрясающая память, вместившая события длинной почти в век.

Снимал картину оператор Александр Ильховский, с которым Зельдович работал на своей недавней «Медее» (ее премьера состоялась на фестивале в Локарно), «Мишени», «Москве», «Воительнице». До этого Ильховский работал с Глебом Панфиловым на фильме «Мать». В начале 2022 года российские кинокритики вручили ему премию «Белый слон» за «Медею», отметив лучшую операторскую работу. Александр Ильховский в тот вечер сопровождал Аллу Гербер, которую тогда наградили почетным призом им. Мирона Черненко. Она не только кинокритик, но и редактор знаменитой картины «Офицеры». Принимая награду, Алла Гербер говорила о том, что с работой в кино связан лучший период ее жизни, продлившийся 25 лет. Когда-то она думала «пересидеть в кино», чтобы потом заняться чем-то другим, но кинорежиссер Яков Сегель сказал ей: «Из кино не уходят. Из кино выносят». Теперь Алла и сама стала героиней фильма своего сына. 3 января ей исполнилось 92 года.

Фильм разделен не на серии, а на главы. Их шесть. «Я была большая мечтательница... Хотела быть актрисой» — с этих слов начинается картина. Актрисой Алла не стала — слегка картавила, поступила на юридический факультет, хотя мечтала о МГУ. Тут помешал «пятый пункт». «Еврейка, — скажет о себе Алла. — Пятый пункт был со мной долго, до перестройки». В итоге она увлеклась журналистикой.

Гербер – свидетельница века, его взлетов и падений, политических перемен, общественных и культурных событий. Первый увиденный ею спектакль — «Синяя птица» в Московском Художественном театре, любимом всю жизнь, к которому ее пристрастил папа. Алла вспоминает обыск в их квартире. Она тогда училась в десятом классе. Пришли какие-то люди, и гостеприимная бабушка вынесла на подносе три чашки с дымящимся кофе, предложила его незваным гостям. Но чашки так и остались на столе. «Нам не положено», — ответили незнакомцы. Отца они в тот день увезли. Перед уходом он встал на колени перед женой и сказал: «Прости. Я ни в чем не виноват». И ушел на семь лет. Алла объясняет, что сидел он как сионист, которым не был. О своих родителях Гербер написала книгу «Мама и папа».

Отца реабилитировали в 1956-м, а вернулся он только в 1985 году. Алла Гербер говорит, что у нее американская биография. Никаких связей и знакомств не было, ходила по коридорам в поисках работы. Свои первые заметки она стала писать в «Московском комсомольце». Ей тогда было 20 лет. Опыта никакого, но не прогнали, дали задание: пойти в общежитие кондитерской фабрики и поговорить с девушками о том, как они живут и работают. Пошла, встретилась, но не она, а ее стали расспрашивать о том, как сохранить семью, что делать, если муж изменяет... Что молоденькая корреспондентка могла сказать в ответ? Ничего она еще толком не знала, хотя в фильме и вспоминает о своих романах, причисляя к ним робкие юношеские поцелуи в подъезде. Пришлось пофантазировать. В итоге Алла принесла в статью под названием «О любви», и это была ее первая серьезная публикация. После этого стала активно писать, в том числе и фельетоны.

Первое интервью она взяла у Корнея Чуковского, и вышло оно уже в журнале «Культура и жизнь», куда ее взяли в штат. Потом пришла в «Юность» за пару месяцев до ухода из журнала Валентина Катаева. К тому времени Алла была кормящей матерью, что не помешало ее командировке на Донбасс, где довелось спуститься в шахту, побывать в шахтерских семьях. «Страшно было. Я все-таки девочка с Чистых прудов», — вспоминает Гербер. Это была первая ее командировка, до этого она писала только о Москве. Катаев репортаж оценил, но сказал, что годится он только для «Нью-Йорк таймс», добавив: «Но писать ты будешь». И она колесила по всему Советскому Союзу, делала репортажи о жизни страны.

«Моя родина — русский язык» — эти слова Алла Гербер повторяет всегда. А фильме скажет не раз: «У меня было много золотых дней, не только трагических». Алла унаследовала от своего папы праздничность. Он сам жил с этим ощущением и дочери говорил, что надо каждый день радоваться тому, что ты живешь. Мама у Аллы была красавицей, и знаменитый пианист Горовиц готов был на ней жениться, писал ей письма из Америки. Она многое определила в жизни дочери, которая в свою очередь стала настоящей еврейской мамой, о чем любит пошутить.

В шестисерийном монологе много подробностей времени, которое многие из нас не застали, начиная со сталинских лет. Алла вспоминает, как «девочки крутили динамо» и хранили девственность, как за ними ухаживали. Цветов никто не дарил, их не было в продаже. Она была на похоронах Михоэлса, куда ее водил отец. Воспитывалась в том числе и на «подподушечном чтении» запрещенной литературы. А с будущим мужем Фимой познакомилась на почве любви к поэту Борису Слуцкому. У Аллы была его первая книга — большая редкость тогда, и друг привел к ней своего приятеля, чтобы тот мог ее почитать. Потом будущие супруги ходили в чебуречную, на последний сеанс «Карнавальной ночи» Рязанова, а через девять месяцев, в 1958 году, у них родился сын Александр. В 1964-м любимого Фимы не стало. Он умер от лимфатического заболевания.

Алла много рассказывает о своей общественной деятельности, встречах и работе с Борисом Ельциным, депутатской деятельности, борьбе с проявлениями национализма, о том, как Жириновский кричал ей вслед: «В тюрьму ее! В Лефортово». Ей приходилось сдерживать себя, не бросаться на амбразуру, понимая, что на руках еще маленький сын, за жизнь которого она в ответе. Она маленькая женщина с несгибаемой волей, честно и отважно проживающая свою жизнь вне зависимости от того, что происходит вокруг. А для этого нужны силы.

«Я совсем не сильная, — признается Алла. — Мне свойственно бежать от своих драм и бед. Я хорошо бегала и быстро ходила». Не зря Михаил Козаков сказал о ней: «Лучшие ноги Москвы». Трактовать каждый может по-своему. Алле часто снились сны, в которых она бежит в белом платье через поле. Сейчас их нет. Ушли. На смену пришли угрюмые сны. Но сама она духоподъемный человек, способный вселять надежду. «Я люблю свободу, глупости и рок-н-ролл», — говорит Алла Гербер, подразумевая под глупостями смелые и безрассудные поступки, на которые способны только живые и страстные натуры.

В финале картины Алла Гербер рассуждает о том, почему такая, какая есть: «Почему я не стала старушкой? Злоба рисует другие лица. Лица стареют, когда человек раздражен, чем-то недоволен. Хорошо выгляжу не я, а мой характер».