Год назад Минцифры анонсировало новую инициативу: крупные компании, которые по-прежнему используют иностранный софт, должны платить специальный сбор. Средства от этого сбора планировали направить российским разработчикам — на гранты и льготные кредиты. Идея выглядела логично, но, как оказалось, только на первый взгляд.
Законопроект, обещанный ещё к сентябрю 2024 года, так и не был принят. И дело тут не в бюрократии, а в гораздо более серьёзной проблеме. Чиновники столкнулись с простым вопросом: а как, собственно, понять, кто какое ПО использует? Как определить размер сбора для абсолютно разных программ — от офисных пакетов до сложных инженерных систем? В итоге никто не смог предложить простого решения.
Внутри правительства тоже не возникло особого энтузиазма. Федеральная налоговая служба и Минфин быстро поняли, что собрать такой налог будет дороже и сложнее, чем просто его не вводить. В итоге документ отправили на «доработку», и теперь он лежит в ожидании лучших времён.
Сама идея изначально выглядела неоднозначно. Эксперты сразу предупредили: компании воспримут такой сбор просто как разрешение пользоваться нелицензионным софтом. Мол, заплатил налог — и работай спокойно дальше. Получилась бы легализация пиратства на государственном уровне, что явно не помогло бы развитию российских аналогов.
Сегодня российский рынок ПО разделился на две части. Первая — это государственные структуры и организации критической инфраструктуры, которым с 2024 года прямо запрещено использовать иностранный софт. Там всё понятно: к 2025 году иностранные решения должны быть полностью заменены российскими.
Вторая — коммерческие компании, особенно крупные. Здесь ситуация принципиально другая. Например, в строительной отрасли и инженерном проектировании до 90% рынка до сих пор держит зарубежная Autodesk. Отечественных аналогов, способных полноценно заменить эту систему, пока просто нет. Компаниям проще продолжать использовать уже проверенные решения, даже если официальная поддержка давно прекратилась.
Аналогичная ситуация и с корпоративными системами, такими как SAP. Формально западные компании ушли с российского рынка, но продукты остались работать, а поддержку теперь обеспечивают российские фирмы, созданные бывшими сотрудниками зарубежных вендоров. Компании, вложившие миллионы долларов в SAP, не готовы от него отказаться, пока система продолжает нормально функционировать.
Бизнес не видит смысла менять рабочие программы на сырые отечественные разработки, если старые продолжают работать и поддерживаются на месте. Единственный реальный стимул для импортозамещения это полное прекращение работы западного софта, но такого пока не происходит.
Ещё одна серьёзная проблема, с которой столкнулось бы государство при реализации сбора, это администрирование. Чтобы определить, кто каким софтом пользуется, понадобились бы дорогостоящие проверки и постоянный мониторинг. Это огромные затраты, которые могли бы полностью съесть выгоду от такого налога.
Кроме того, эксперты сомневаются, что этот сбор дал бы заметный эффект. Российский рынок ПО не настолько велик, чтобы сумма сбора реально могла бы изменить ситуацию с разработками. Вкладывать деньги в поддержку перспективных проектов напрямую, без посредников в виде сложного сбора, было бы намного эффективнее.
Пока что реальное импортозамещение в России происходит только там, где это прямо обязано законом. Там, где выбор остаётся за бизнесом, компании предпочитают проверенные временем западные системы. Государство может сколько угодно угрожать или обещать льготы, но без действительно хороших отечественных альтернатив никто менять софт не станет.
Именно поэтому проект Минцифры пока так и остался на бумаге. Чиновники обещают к нему вернуться, но рынок живёт по-своему. Компании продолжают пользоваться западными программами, пусть и с неофициальной поддержкой и сомнительными лицензиями. А государство пока так и не нашло способа собрать с них деньги, не превратив это в ещё одну громоздкую и неэффективную систему контроля.
Обсудить