Эксперт объяснил, почему нельзя отменять суд присяжных и возвращать высшую меру

Чего хотят сторонники жестких мер? Еще большего сокращения составов дел для присяжных (в идеале — полной отмены института присяжных). Возврата смертной казни по ряду преступлений (в первую очередь — за терроризм). Снижения возраста уголовной ответственности до 14, а по ряду статей даже до 12 лет.

У обеих сторон свои аргументы, в том числе основанные на противоречиях.

Обо всем этом — беседа обозревателя с одним из авторов Уголовного кодекса РФ, главным научным сотрудником Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве Российской Федерации, д.ю.н., профессором Анатолием НАУМОВЫМ.

— Анатолий Валентинович, в последнее время тему судов присяжных (как более гуманных — о чем свидетельствует процент оправдательных приговоров) поднимали не раз. При этом вспоминали дело революционерки Веры Засулич как пример того, что присяжные могут ошибиться и оправдать даже террористический акт. Но дело ведь не в ошибке?

— Конечно, нет. И тут нужно внести максимальную ясность, поскольку даже очень уважаемые эксперты, кажется, путаются.

ИЗ ДОСЬЕ:

Вера Засулич в начале 70-х гг. XIX в. содержалась в Петропавловской крепости по обвинению в политической пропаганде. Позже туда попал студент Боголюбов, осужденный к каторжным работам по делу о демонстрации перед Казанским собором. Петербургский градоначальник генерал-адъютант Трепов приказал заключить его в карцер и подвергнуть наказанию розгами (за то, что тот не снял при нем головной убор во время прогулки). Такое наказание было незаконным. В то время допускалось применение телесных наказаний только приговоренным к каторге, но даже это — лишь в случаях дисциплинарных нарушений осужденным во время исполнения наказания или в пути при следовании этапом. Трепов знал об этих требованиях и до исполнения своего приказа обратился к министру юстиции Палену. Тот разрешил высечь Боголюбова. Действия Трепова вызвали негодование и протесты как у заключенных, так и в широких кругах общественности. Выразительницей этих настроений и явилась Вера Засулич. Она, будучи на приеме у Трепова, выстрелила из револьвера, ранив его.

Итак, напомню историю судебного процесса.

Засулич была предана суду присяжных, и дело поступило в суд (Петербургский окружной). Председательствующим был выдающийся русский юрист Анатолий Кони. Защитником выступил известный адвокат Александров, до того успешно выступавший в политических процессах. Труднее оказалось с выбором обвинителя. Такая роль была предложена высокопрофессиональным прокурорам (вначале В.Жуковскому, а затем С.Андреевскому), но после их категорического отказа (за что оба были уволены из прокуратуры) таковым был назначен более слабый в профессиональном отношении товарищ окружного прокурора К.Кессель. Разумеется, руководство юстиции было озабочено общественным мнением, выразившимся в сочувствии подсудимой. Так, министр юстиции Пален (ссылаясь на позицию самого царя Александра III) пытался добиться от Кони гарантии обвинительного приговора. Министр даже подсказал, как это можно сделать: необходимо лишь создать кассационный повод, то есть следует намеренно допустить нарушение закона, которое позволит вышестоящей судебной инстанции отменить приговор. Кони как председатель суда вынужден был ответить, что это нарушение закона и он делать этого принципиально не будет.

Судебное заседание закончилось тем, что присяжные заседатели огласили свое решение по делу: «Нет, не виновна». В точном соответствии с законом председатель суда Кони объявил: «Подсудимая Засулич! Вы свободны. Суд сделает немедленное распоряжение о вашем освобождении из-под ареста». Оправдательный приговор, как и стоило ожидать, был опротестован обвинением по процессуальным поводам (но Засулич уже успела уехать за границу).

В настоящее время в отечественных СМИ большое распространение получила версия о якобы ошибке председательствующего по делу Кони, заключающейся в отрицании в действиях подсудимой террористического акта. Но дело было не в ошибке, а в понимании им правомочий присяжных при вынесении теми обвинительного или оправдательного приговора. Процесс по делу Засулич и ее оправдание до сих пор служит одним из доводов против суда присяжных в принципе. Люди не понимают, как так получилось: Вера Засулич фактически виновна, но оправдана.

— И отсюда делают вывод: суд присяжных — это суд толпы, суд непрофессионалов, способный под влиянием эмоций выносить неправосудные приговоры, оправдывающие вопреки закону преступников…

— Указанные доводы противников суда присяжных просты до примитивизма и с точки зрения формальной логики могут казаться вполне справедливыми. Но все дело в том, что изначально суд присяжных и был задуман именно как суд, способный разрешить противоречия между буквой закона и жизнью. Да, присяжные — не юристы. Они не вникают в юридическую сторону дела. Они решают вопросы «факта»: совершил ли подсудимый то деяние, которое вменяется ему («виновен или невиновен»), и если да, то заслуживает или не заслуживает снисхождения. Выдающийся юрист-реформатор Анатолий Кони по этому поводу утверждал: «Присяжные заседатели — люди жизни, а не рутины, поэтому от них нельзя требовать, чтобы они замкнулись в сухие юридические схемы там, где жизнь выдвигает перед ними вопиющие картины своих противоречий… Приговор присяжных, быть может, и неправилен юридически, но он верен нравственному чутью: он не согласен с мертвой буквой закона, но в нем звучит голос житейской правды, общество ему не может отказать в сочувствии».

Я вовсе не апеллирую к такому пониманию правомочий суда присяжных, но обращаю внимание на то, что великий юрист исполнял свою «роль» на процессе не ошибочно (что стоит его напутственное обращение к присяжным — о возможности самой широкой трактовки обстоятельств, заслуживающих снисхождения!), а вполне сознательно.

— С тех времен роль председательствующего и присяжных не изменилась ведь по самой своей сути?

— Не изменилась. Сегодня присяжные в соответствии со ст. 339 УПК РФ должны ответить на целый ряд вопросов, в числе которых обязательно должны быть три. Доказано ли, что деяние имело место? Доказано ли, что это деяние совершил подсудимый? Виновен ли подсудимый в совершении этого деяния?

Для ответа на последний вопрос особое значение имеет ч. 5 ст. 339 УПК РФ: «Не могут ставиться отдельно либо в составе других вопросы, требующие от присяжных заседателей юридической квалификации статуса подсудимого (о его судимости), а также другие вопросы, требующие собственно юридической оценки при вынесении присяжными заседателями своего вердикта».

Решение вопроса о виновности или невиновности подсудимого невозможно без обращения к уголовно-правовым, в том числе и доктринальным источникам. Дело в том, что Уголовный кодекс не определяет понятие вины. Следователи и судьи вынуждены обращаться здесь к науке, уголовному праву (зафиксированному в учебниках, монографиях, научных статьях). Эта «материя» в самом деле находится за пределами оценки фактической стороны дела. И беря на себя такие полномочия (признание — виновен или невиновен), присяжные вторгаются в запрещенную область — профессиональные юридические знания.

Происходит элементарное смешение вопросов права и факта, т.е. фактических обстоятельств рассматриваемого преступления. Присяжные, казалось бы, должны решать эти вопросы, но, как уже отмечалось, лишены такой возможности.

— Каково же ваше отношение к суду присяжных?

— Он важен для реализации основных принципов, провозглашенных Уголовным кодексом: равенство граждан перед законом, справедливость, гуманизм. Кроме того, именно суды присяжных в большей степени учитывают не только характер и степень общественной опасности преступления, но и личность виновного, а также обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание и влияние назначенного наказания на исправление осужденного и на условия жизни его семьи.

***

— Известно, что в Думе готовится законопроект о снижении возраста уголовной ответственности. Каково ваше мнение по этому вопросу?

— Мне знакомо содержание такого законопроекта. Понятна причина его появления и озабоченность наших законодателей. Да, в современной жизни в роли преступивших закон выступают несовершеннолетние. Но так было и раньше. Так было всегда.

И тем не менее сегодня идет дискуссия о необходимости снижения возраста уголовной ответственности за ряд особо тяжких преступлений, включая, например, убийство и террористические преступления. По мнению некоторых юристов и политиков, фактический характер и опасность этих преступлений понимают (или должны понимать) лица уже с 12-летнего возраста. При этом в качестве возможного заимствования зарубежного опыта они приводят уголовное законодательство некоторых стран, где действительно возраст субъекта преступления определен с 13 лет (например, Англия). Думается, что это относится и к новому думскому законопроекту, к которому у меня такое же критическое отношение, как и ко всей проблеме.

Отечественный законодатель прав в том, что он не торопится следовать таким рекомендациям и возвращаться к тому, что мы это уже проходили. Например, согласно уголовному законодательству Советского Союза, действовавшему до 25 декабря 1958 г., подростков фактически наказывали как взрослых.

— Вы сами как к этому относитесь?

— Я всегда был категорически против снижения возраста уголовной ответственности. Оно не только не способно радикально решить проблему предупреждения преступлений подростками, но добавит некоторые трудности в уголовно-правовое решение вопроса.

Во-первых, почему предлагается снижение возраста уголовной ответственности до 14–12 лет? Почему не 11, 10? Где логическая «зацепка» определения такого конкретного возраста? Ее нет и быть не может.

Во-вторых, будет ли принудительный отрыв подростка от семьи и направление его для отбывания наказания в воспитательную колонию иметь результат? С одной стороны, подросток поступает под строгий надзор администрации колонии и приучается к соблюдению определенного, достаточно строгого режима. Это так. Но, увы, с другой стороны, он попадает под влияние своих сокамерников, зачастую уже знакомых с тюремными нравами. Надо иметь в виду и определенную агрессивность этого контингента и его зараженность тюремной («блатной») романтикой. Поэтому я остаюсь при своем мнении — понижать возраст не нужно. Дополнительную уверенность в своей правоте мне придает то, что, например, в европейском уголовном праве, куда мы «с гордостью» возвратились из системы «социалистического» права, тенденцией является все-таки четкий ориентир вовсе не на снижение возраста уголовной ответственности.

— А чем руководствовались вы и другие авторы УК РФ 1996 года, когда установили минимальный возраст в 14 лет?

— Многими факторами, включая рекомендации отечественных педагогов, психологов, российский и зарубежный опыт.

***

— Вы всегда были противником смертной казни. Можете назвать три главных довода против нее?

— Первый. Статистика не подтверждает, что смертная казнь выполняет предупредительною роль. К слову, на это ссылается наш президент.

Второй. Ошибки суда и следствия были, есть и будут. И мне всегда хочется сказать сторонникам смертной казни: «А вы примерьте вариант ошибки на себя».

Третье. Мировая тенденция заключается в уходе от жестоких наказаний, в том числе смертной казни (хотя и при сохранении последней). Отдельно замечу, что в России смертная казнь применялась не часто и не была нашей традицией. Например, Тургенев и Толстой с ужасом смотрели на исполнение смертной казни за рубежом (о чем писали в своих известных художественных шедеврах).

— Анатолий Валентинович, вы гуманист, но в свое время обратились с просьбой установить нижний предел наказания за бандитизм. Почему?

— В 2003 году были внесены изменения в УК, когда отменили нижние пределы по ряду статей. Замысел замечательный — снизить тюремное население. И это удалось: за решеткой стало меньше людей. Но так получилось, что и за бандитизм не был установлен нижний предел. То есть за вооруженное нападение членам банды могли дать по 2 месяца колонии, и это было бы законно. Но так же нельзя! Понятно, что судьи не назначали такие маленькие сроки за бандитизм. Я не нашел по крайней мере таких приговоров. Но риск был велик. И я обратился к законодателям — написал большую научную статью в юридический журнал. Предложив, что в отношении вооруженного и организованного бандитизма нельзя ограничиваться нижним пределом в два месяца лишения свободы. Через шесть лет (то есть в 2009 г.) нижний предел восстановили, и теперь он даже больше, чем был когда-то (сегодня по ч. 1 ст. 209 УК РФ предусмотрено наказание от 10 лет лишения свободы, а по ч. 2 ст. 209 УК РФ от 8 лет лишения свободы). Так что законодатель способен прислушаться к науке.