Беженцы из сектора Газа столкнулись с травлей в соцсетях

Инна — многодетная мать. Вместе с семьей она эвакуировалась из сектора Газа в Белоруссию.

На днях женщина опубликовала пост в соцсети:

«Вчера одна семья из сектора Газа получила арендное жилье от места работы. И началось обсуждение, мол, почему нам всем выдали квартиры».

По словам Инны, на самом деле государственное жилье практически никому не предоставляли: «Четыре дня мы искали в Минске жилье, но люди отказывали в аренде, когда узнавали, что у нас 5 детей. Еще нам предлагали арендовать две маленькие комнаты на 6 спальных мест в общежитии. В итоге мы разместились в квартире у родственников».

Женщина предполагает, что в дальнейшем, возможно, им найдут для аренды государственную квартиру, но с условием, если кто-то из членов семьи трудоустроится. Платить за аренду они будут сами.

«Я с маленьким ребенком не могу работать. Муж живет по визе, документов нет, надо восстанавливать. Чтобы устроиться на работу, требуют сдавать экзамен».

Упомянула Инна и про помощь: «В первые дни после приезда нам выдали продукты питания, средства гигиены и пледы, оказали финансовую поддержку для приобретения верхней одежды. В дальнейшем все за свой счет».

Дальше резюмировала: «Комментарии про то, что эвакуированные из Газы живут в шикарных условиях, неуместны. Сложно, когда ты плачешь по ночам, не находишь в себе сил выдержать все это, а потом до тебя доходит информация, что мы все здесь как сыр в масле катаемся».

Мы связались с Инной. Она отказалась от обсуждения щекотливой темы: «Не хочу никому ничего доказывать. Люди видят, что хотят. Психологически сложно, когда нам приписывают то, чего нет. Вы прочитайте комментарии под видео об эвакуации и о встрече беженцев. Там много отзывов подобного рода».

Я читала. Действительно, пишут разное. И про «понаехали», и про «чужим помогают, а своих бросают».

О том, как на самом деле устраиваются эвакуированные, с какими сложностями сталкиваются, мы поговорили с теми, кто остановился в России.

«Устроилась в супермаркет»

После 30 лет в секторе Газа Анна была вынуждена эвакуироваться в Россию вместе с мужем и двумя сыновьями. Семья поселились в Волгограде, в доме покойной матери женщины.

— В принципе, мы всем довольны, — начала разговор Анна. — Сделали документы, работаем. Нам помогли родственники, палестинская диаспора, церковь, мечеть. Незнакомые люди принесли одежду, посуду. В первое время у нас не хватало денег даже на продукты, в супермаркете мне отпускали в долг.

Анна с мужем имеют медицинское образование. Но в России устроиться по специальности не получилось: «Надо проходить аккредитацию, получить сертификат. Тут ведь никто не знает, какой из тебя врач. Все это стоит денег. Фирмы берут за переобучение по 20–80 тысяч рублей. Муж хочет пойти хоть на фармацевтический склад. Но пока преподает арабский язык детям. Я подрабатываю в супермаркете. Жить как-то нужно».

Про зарплату женщина тактично промолчала: «Я не привыкла жаловаться. Что бог дает, всему рада».

Дети Анны планировали остановиться в Москве, но не потянули аренду жилья. Уехали в Египет. Младший сын оканчивает там медицинский университет.

— Почти весь заработок мы отправляем сыну и родственникам в сектор Газа. Себе оставляем минималку, чтобы хватило на коммунальные услуги и поесть. В супермаркете я отслеживаю все акции, чтобы подешевле купить.

Сын Анны по окончании вуза планирует работать в России.

— Его знания здесь могут пригодиться, я вижу, что врачей не хватает, — замечает Анна.

— Не только врачей не хватает…

— Да, рабочих рук не хватает, молодежи в Волгограде совсем нет. На завод требуются люди, даже в нашем супермаркете проблема с персоналом, — соглашается собеседница. — Я часто думаю: сюда бы племянников моего мужа, они бы по 24 часа работали за копейки. Привезите палестинцев, они привыкли жить в скромных условиях. Всё бы тут отстроили и сады бы посадили.

Несмотря на нехватку врачей, Анна нахваливает местную медицину: «Когда я отправилась в поликлинику, мне одна бабушка шепнула: сходи, посмотри, какие там жуткие условия. Все познается в сравнении. Кто ругает медицину в России, не знает, как обстоят дела в секторе Газа. Мы в Волгограде бесплатно прошли диспансеризацию. В Газе бы только за анализы отдали 300 долларов».

— Что все-таки не нравится?

— Тяжело привыкать, что нет солнца и климат холодный. Еще в Газе я до работы пешком добиралась, практически никогда не пользовалась транспортом. А тут приходится передвигаться на электричках, маршрутках, автобусах, трамваях.

Еще Анна удивляется, что россияне совсем не улыбаются: «На Востоке людей, которые не улыбаются, сразу спрашивают: что случилось, ты болеешь? Когда я начала работать в супермаркете, то вообще не видела улыбающихся покупателей. Поначалу думала, что у всех беда случилась. Потом поняла, это нормальное выражение лица для местных».

Если мою собеседницу в целом все устраивает, то многие беженцы жалуются.

— Не понимаю почему, — недоумевает женщина. — Крыша над головой есть, продукты имеются, что еще нужно? Мы ведь знаем, каково это — жить в палатках по колено в воде или в лагере беженцев, где отсутствовал туалет. Я в уборную по 30 минут стояла. Пусть вспомнят, и все встанет на свои места.

По мнению Анны, самое трудное в России — это устроить детей в школы и университеты.

— В школе существует языковой барьер, но язык можно выучить. С вузами сложнее. В Газе разбомбили все университеты, у студентов не осталось документов даже в электронном виде.

Спрашиваю, как обустроились приезжие в Чечне. Информацию из того региона получить сложно. Люди не идут на контакт. Вот и Анна осторожно подбирает слова: «Вы их сами спросите. Знаю, что живут в лагере, одна женщина работает в столовой. Некоторые там плачутся… Не знаю, что еще сказать. Для меня четыре критерия хорошей жизни: работа, кусок хлеба, крыша над головой и здоровье. Остальное приложится».

О травле в соцсетях, которая обрушилась на беженцев после их приезда, Анна слышит впервые: «Меня никто не травил. Мне 52 года, соцсети я не смотрю, нет времени. И даже если нам дали подъемные, поверьте, богаче мы не стали. Мы ведь из такой задницы вылезли».

Когда речь заходит о ситуации в секторе Газа, женщина выдерживает паузу. И продолжает: «Кусок в горло не лезет, когда вижу, что происходит в Газе. Ем хлеб и думаю: ведь этого нет у наших родных, кто остался там. Слышу слово «Газа», и слезы наворачиваются. Надо к психологу сходить, но побаиваюсь. Телом мы в России, а душой и сердцем в Газе».

В анклаве у Анны остались зять, сваты, племянники.

— Месяц не было с ними связи, мы уже не знали, что и думать. Каждый день открывали сайт больницы Шифа, где писали имена погибших или пропавших без вести, искали знакомые имена. Сейчас если дом разбомбили, то тела под ним не ищут, техники нет. На развалинах царапают имена тех, кто жил в этом доме. А из автомобилей во всем секторе Газы остались 5 машин «скорой помощи».

По словам собеседницы, знаменитая больница Шифа практически не функционирует: «У меня там племянник умер от перитонита. Ему выстрелили в живот, когда он вышел на улицу искать воду. Раненый добрался до Шифы. Операцию ему не сделали, потому что нет анестезии. На третьи сутки его не стало. Сейчас большинство людей живут в палатках в Рафахе, городе на границе Египта и сектора Газа. Почти все переболели гепатитом А, пневмонией. Капельницы ставят прямо в палатках».

Туго в анклаве и с продуктами. Особенно в северной части, куда не поступает гуманитарная помощь.

— Там остались наши родственники. В поисках еды люди вынуждены разбирать супермаркеты, если там что осталось. Продукты подорожали. 50-киллограмовый мешок муки стоит 1000 долларов. Раньше стоил 8 долларов. Разбомбили птицефабрику, там остался комбикорм, его перемололи и делают хлеб. Готовят на костре: жгут мебель, которая осталась в разрушенных домах.

Выбраться из анклава невозможно.

— За выезд Египет просит 7 тысяч долларов за человека. И это мусульмане, наши соседи, которые твердят, что любят Палестину…

— Вы думаете когда-нибудь вернуться в сектор Газа?

— Мои дети и муж точно вернутся. Муж говорит: если наш дом разбомбили, поставлю палатку и по кирпичику буду восстанавливать жилье. Если он так настроен, то я поеду за ним. Все знакомые планируют вернуться. Палестинцы — идеалисты и патриоты, цепляются зубами за свою землю.

«Яйцо стоит 2,5 доллара»

Елена много лет жила в Газе. Но уже давно переехала в Россию. Мы познакомились в аэропорту «Домодедово», когда встречали беженцев. Сегодня она на связи со многими из тех, кто выбрался из анклава.

— Практически все остались жить в санаториях и лагерях, — говорит Елена. — Родственники в России мало кого приняли. Ведь люди приехали большими семьями, где по 4–5 детей. Есть семьи по 12 человек. Куда селить такую ораву? Снимать жилье беженцам накладно. Убегали ведь без всего — без денег и вещей. Многие до сих пор не могут найти работу. В Астрахани остановилась чета гинекологов, мыкаются, не знают, куда приткнуться. У кого на руках маленькие дети, так вообще пиши пропало. По-русски они почти не говорят. Моя племянница должна была пойти в 11-й класс, но в школу ее не принимают, не тянет программу. Разговорная речь нормальная, но беда с грамматикой. Она родилась в Палестине, писать по-русски не может, бегло не прочитает текст. Записали ее в колледж. Там к ней более лояльно относятся. У наших знакомых двое детей должны были пойти в 1-й и 5-й классы, не взяли. Им наняли репетитора по русскому. Печально, но хотя бы нет войны.

В пансионатах, где остановились беженцы, у людей есть трехразовое питание. По словам собеседницы, кому-то выдают пособие, если имеют документы.

— У многих сгорели документы. Люди пытаются восстановить хотя бы палестинские паспорта. Затрудняет положение то, что нет международной почты. Приходится передавать бумаги через посольство Палестины, те каким-то образом отправляют туда. На оформление паспорта уходят месяцы.

С сектором Газа женщина тоже на связи.

— Там ад, — характеризует Елена обстановку. — Нет еды, воды, медикаментов. Люди живут в палатках, а сейчас там холодно, ветер пробирает до костей. Ливни неделями не прекращаются. Канализации, стоков нет. Палатки затапливает и сносит, а новая стоит 800 долларов, бесплатно их не выдают. Люди покупают вскладчину и живут по 20 человек на 5 квадратных метрах.

У Елены в секторе Газа остался брат мужа с семьей. Выехать не может, потому что на детей не дают разрешение.

— Они живут в Рафахе, где собралось практически все население сектора Газа. Продукты покупают поштучно, потому что дорого. Одно яйцо стоит 2,5 доллара, помидор — больше доллара. Килограмм соли — 20 долларов. Мяса нет. Гуманитарная помощь доходит не полностью, половину разворовывают египтяне, потом продают на базаре. На севере анклава ситуация еще хуже. Сын приятельницы рассказывал, что они заваривают кору вместо чая, жуют листья лимонных деревьев, едят траву.

Работы нет. Больницы, школы разрушены. Врачей осталось 10 процентов, остальные выехали. Антибиотиков, медикаментов, бинтов, антисептиков нет. Врачи зашивают раны и ампутируют прямо на развалинах.

— Тем не менее многие беженцы планируют вернуться обратно.

— Все хотят вернуться. Но нужно разобраться хотя бы, что осталось от домов.

— Сколько же времени потребуется на восстановление сектора Газа?

— Мы сомневаемся, что Израиль даст его восстановить. Ходят слухи, что они хотят поставить стену и часть территории забрать себе. Люди просто ждут, чтобы хотя бы нынешняя фаза закончилась.