Бездомной еврейской бабушке, родственнице актера Марка Прудкина, помог мусульманин

У нее неизлечимый диагноз: инвалид детства. Умственно отсталая. Олигофрения. Мама незадолго до родов упала на улице. Девочка родилась еще и косолапой, перенесла несколько операций. Отец долго болел душевно. Потом умер. А она осталась...

О знаменитом дяде Марке Исааковиче (у того с ее отцом общая мать и разные отцы - авт.) помнит мало: приходили в детстве в гости в какую-то красивую квартиру, где на стенах висели театральные и киноафиши.

Роль отца из «Братьев Карамазовых» сделала Марка Прудкина знаменитым. Другой, сказочный мир. Тогда Аллочке было пять лет.

Сейчас Алле Викторовне Прудкиной уже за семьдесят. И у неё не только нет красивой квартиры - вообще никакой. Она бездомная.

В детстве Аллочка вела дневник. Мама сделала невозможное, чтобы бедная больная девочка получила общее образование, чтобы не пропала в этой жизни. Но потом мамы не стало.

Из дневника Аллы Прудкиной: «С 1954 года меня поставили на учет в психоневрологический диспансер с диагнозом «умственно отсталая». С родителями у нас была коммунальная квартира на улице 4-й Тверской-Ямской, д. 24, кв. 21. Дом был постройки 1905 года. Благодаря маме, я окончила 8 классов в обычной средней школе. Поступила в школу художественных ремесел. Работала на фабрике художественной галантереи, где применяли труд инвалидов».

В 1994 году соседи решили разменять их общую коммуналку на отдельные квартиры. Прудкины меняться не хотели, так как жили в этом доме с 1929 года, но их уговорили. Новое жилье было на Мантулинской. Но долго радоваться Ревекке Захаровне не пришлось. В декабре 1998 года она случайно вылила на себя кастрюлю с геркулесовой кашей, от огня на плите загорелась одежда, и, не приходя в сознание, женщина скончалась от ожогов в больнице, оставив проблемную дочь совсем одну.

Из дневника: «Мы захоронили маму на Ваганьковском кладбище на 55-м участке 25 декабря 1998 года. Себя я в этот момент от горя совсем не помнила».

Чтобы прийти в чувство после смерти единственного близкого человека, и без того инвалиду Алле Викторовне назначили сильные успокоительные и антидепрессанты. Нотариус посоветовал ей переоформить квартиру на свое имя. А потом все пошло по накатанной «чёрной» схеме 90-х годов.

Начал названивать какой-то человек, который убеждал беспомощную Прудкину, что якобы мама очень хотела произвести обмен их квартиры. Назвался Олегом. «Я ему долго не верила. Но он звонил все чаще и чаще. Звонил почти каждый день. У меня была затуманена от лекарств голова, в конце концов я согласилась на его предложение», — продолжает Алла Викторовна.

«Олег» и еще несколько мужчин, якобы риелторов, отвезли одинокую женщину в квартиру на Лесной, которая вроде как ей причиталась после обмена. Показали сумку, полную долларов. Затем доставили к нотариусу, где она, ничего толком не сознавая, подписала документы. Но и это было еще не все — чтобы замести следы квартирного мошенничества, аферисты отправили Аллу Викторовну в деревню, где обитали такие же несчастные, как и она сама, инвалиды. Алкоголики, олигофрены, шизофреники, бывшие москвичи, совершенно не защищенные государством и законом.

Калужская область, поселок Сосенский. С собой Прудкиной выдали 1600 долларов — стоимость проданной маминой квартиры.

Домой в Москву Алла Викторовна возвращалась долгих восемь лет...

Из дневника Прудкиной: «Весь поселок состоял из таких, как я. Ко мне приставили двух мужчин — «Бориса» и «Василия», двоюродного брата риелтора «Олега». Многие квартиры в Сосенском пустовали, и меня поселили в одну из таких".

За годы своего заключения Прудкина запомнила каждого соседа, каждого товарища по несчастью. О них она тоже пишет в своей тетрадке.

Привезли пьяницу, женщину с двумя детьми. Мать вскоре допилась до белой горячки и умерла. Дети остались сиротами.

Мужчина, 40 лет, сожительствовал здесь с одной. После ее смерти ушел в монастырь, так как жить больше было негде — одноэтажный дом, хилая хибарка, сгорела.

Умер, умерла, спился... За последние годы Сосенский превратился в кладбище загубленных душ — получается, выжила только никому не нужная больная Алла Прудкина.

Выжила и добралась до Москвы. Она хотела попасть на приём к самому главному следователю, рассказать ему об этой банде, чтобы их посадили в тюрьму, а она вернулась бы домой.

«Я понимала, что если мои похитители узнают, что я хочу бежать, то могут расправиться со мной, они взломают мою дверь, возьмут меня силой, отвезут куда-нибудь, где меня никто не найдет. Но я также знала, что все будет хорошо. Потому что мне помогут москвичи, не могут не помочь. Я расскажу обо всем. Я переоформлю квартиру обратно на свое имя, покажу на суде все документы. Я попрошу, чтобы меня живой и невредимой доставили в мое прежнее жилье, с вещами, с мебелью, и охраняли до того дня, пока все не закончится».

В Москву она прибыла 3 июля 2008 года, чтобы возбудить громкое уголовное дело против банды «черных риелторов».

Позвонила нам в редакцию и сказала в трубку доверчивым детским голоском: «Меня зовут Алла Викторовна Прудкина. Я — родственница народного артиста Марка Прудкина, умственно отсталая женщина. Я прошу помощи у вас, я верю, что вы мне поможете».

Она сделала то, что не под силу, наверное, и большинству здоровых.

По кругу обошла Генеральную прокуратуру, Общественную палату, организации по правам человека, Администрацию Президента, мэрию, Департамент жилищной политики — в лучшем случае ее выслушивали. Один раз, потом переставали брать трубку. Все же умные люди и понимают, что с бандами «чёрных риелторов» бороться бесполезно.

А она, такая наивная, все ходит и просит, и чего-то ждёт.

Где она только не жила за минувшие годы новых, теперь уже московских скитаний…

Однажды она пригласила меня в гости, в свой подвал на Китай-городе, куда ее временно поселили еврейские общественники по душевной доброте. Чтобы я не заблудилась, специально ждала в соседнем салоне сотовой связи. Охранник гнал ее оттуда поганой метлой. А Прудкина громко повторяла: «Как вы можете? Я бедная больная умственно отсталая женщина, со мной так нельзя».

В подвале огромной горой возвышались вещи, которые Прудкина не могла разложить стопочкой в силу своего состояния, она налила мне стакан просроченного сока из пакета: «Вы знаете, иногда такие хорошие продукты на свалку выбрасывают!» — расчистила место среди мусора. «Я боюсь, что не сегодня-завтра меня отсюда выгонят. Вот вернется хозяин... Куда идти потом?»

Каждые выходные Алла Викторовна ходила в театр — по бесплатным благотворительным пригласительным. Оказывается, есть и такие, от благотворительных организаций... «Без театра я просто умру!» — восклицала она. Гены!

Удивительно, но она как-то старалась выкарабкаться, выжить в этом огромном городе. Не терпела только одного: когда ей говорили, что сроки давности по преступлению, которое с ней совершили, уже прошли, и никто ей не вернёт ее квартиру, по хорошему надо бы обратиться в Департамент социальной защиты, ей помогут найти достойный ПНИ, оформят пенсию, свои же и похлопочут… Там будет тёплая комната, трехразовое питание, телевизор и вообще.

Тогда она начинала кричать, громко и безутешно, что мы из одной банды чёрных риэлтеров и она все равно найдёт на всех нас управу.

Потом замолчит, разведёт руками: «Вы же понимаете, что если я перееду в дом престарелых, то никогда не смогу наказать этих бандитов и вернуться домой?»

Дело зряшное - душевнобольных переубеждать. С ней возились телевизионщики, тоже куда-то пристраивали, делали сюжеты… Но потом она ругалась и с ними. В душе она так и осталась бедной больной пятилетней девочкой Аллочкой, которую жалела и все ей прощала мама.

Удивительно уже то, что все эти 15 лет она как-то выжила в Москве.

И ещё одно совершенно невероятное чудо: когда Аллу Викторовну выгоняли из очередного хостела, потому что находиться с ней рядом долго было совершенно невозможно, и она опять оказывалась одна-одинешенька на улице - со всеми своими сумками, мимо всегда проходил кто-то, добрый ангел, кто был готов ей помочь. Ей оплачивали новый хостел, она вселялась, портила со всеми отношения и дальше рассеивалась по Москве.

Крайний раз она позвонила мне из очередной ночлежки в конце сентября. Сказала, что какой-то добрый человек проходил по улице, когда она сидела в песочнице, расчувствовался, оплатил ей месяц проживания и ещё купил большой холодильник, потому что у неё очень много продуктов, которые ей некуда положить. Но ее снова изгоняют оттуда злые люди.

Хорошо, что в Москве много хостелов, а добрых людей ещё больше, подумала я. И всегда найдётся кто-то, кто поправит себе карму за счёт Аллы Викторовны Прудкиной.

«Боже, Алла Викторовна, куда же вы теперь ещё и с холодильником?!» - сказала вслух.

Мне было совершенно некогда разбираться в хитросплетениях ее жизни. Тем более, она все равно не прислушивалась к советам. Я уезжала в отпуск. Пообещала, как вернусь, обязательно ей наберу.

И решила, что больше не буду брать трубку, когда она звонит. Номер заканчивается на «13», легко запомнить.

Но вот опять позвонила наша общая знакомая. Одна из тех, кого Алла Викторовна тоже не оставляет в покое, и сказала, что Прудкину выгоняют.

Прямо в ночь. Хозяин хостела по имени Ахмед Ильясович (имя изменено). Говорит, что, если мы хотим, то можем выкупить все 8 коек ее номера, потому что жить с ней рядом не соглашается никто. Уж слишком конфликтная еврейская бабушка. «Вы же понимаете, почему он так…», — многозначительно добавила знакомая. Арабо-израильский конфликт, понимаю.

Вздохнула и начала набирать Ахмеду Ильясовичу.

«Бедная бабушка одна в ночи.. Особенно в нынешней политической ситуации… Я понимаю, с ней невозможно. Ну куда она теперь?»

«Да я тоже все понимаю. Я и сам ее уже пытался пристроить, - неожиданно человеческим голосом произнёс мужчина. - Я обзванивал другие хостелы. Но она никуда не хочет. Она все время ставит условия, где и как хочет жить. Понимаете, я тоже не виноват в ее проблемах, но у неё получается, что именно я во всем и виноват».

Договорились, что последнюю ночь Алла Прудкина все же проведёт в этом хостеле. А потом уж как-нибудь… Куда-нибудь. Но утром Алла Викторовна вновь потерялась. Ни один телефон не отвечал, и даже старая знакомая, видимо, решила, что с неё хватит.

Прудкина нашлась в День народного единства. Под вечер. Позвонила мне из известной Московской психиатрической больницы.

«Это я, Катя, Алла Викторовна Прудкина, меня насильно положили в психиатрическую больницу. Я не хотела, но Ахмед вызвал скорую, и вот я здесь».

Ну, слава богу, хоть один догадался, взял на себя ответственность. В тепле, чистой кровати, с трёхразовым питанием. Вряд ли ее взяли туда с холодильником, так что, скорее всего, про холодильник можно будет забыть. Какие добрые люди вообще решили, что он ей нужен.

Я обещала ее навестить после праздников. Конечно, это не Святая Земля, но Алле Викторовне туда и не хочется.

Ей бы на Мантулинскую…