Великий октябрьский день народного единства: четвертое ноября победило седьмое

Собственно о революции в я публиковал уже несколько очерков, о ней же отвечал в интервью — их тоже набралось за эти годы. Нечто новое, надеюсь, можно увидеть именно в связке тех ноябрьских (без учета старо-новых стилей) событий 106- и 411-летней давности. В отличие от блиц-захвата в Эрмитаже Временного правительства, поляки в Кремле сдавались несколько дней, что и породило волну знатоков, радостно, как в рассказе Шукшина, «срезавших» государственную новацию: «1 ноября ополчение Минина – Пожарского взяло лишь Китай-город, 5 ноября поляки подписали капитуляцию, 6-го сдались, а конкретно 4-го ничего не происходило. Это натяжка под день Казанской иконы Божией Матери».

Но «натяжка» Дня народного единства на день изгнания поляков из Москвы вызвала тогда на брегах Вислы шквал гнева, тыканья в «российский реваншизм, милитаризм, империализм…» столь сильный, что даже известная наша колонна №5 (не путать с палатой номером на единицу больше) в недоумении бормотала: «Так что ж нам надо было: не праздновать изгнание? или вообще не изгонять?»

За День именно Народного, именно Единства говорит, по-моему, следующее.

Единство. Факт просто непонятный европоцентристам, потому задвинутый в темный угол Истории. Всего лишь 60 (шестьдесят! — увы, и мы недооцениваем потрясающий факт) лет прошло от взятия Казани Иваном Грозным до освобождения Москвы в 1612 году ополчением князя Пожарского и Кузьмы Минина. В 2014 году Путин сказал: «Во главе ополчения стал этнический татарин, который все свое имущество отдал, собрал деньги для спасения России». О происхождении Кузьмы Минина спорят, но бесспорны отряды 20 татарских мурз в ополчении, бесспорен мурза Искера-Тобольска, «российский стаж» которого был и вовсе 25 лет (!) и который тем не менее пришел освобождать Москву за две с половиной тысячи километров.

Народность. Забыт факт (возможно, «дискредитирует» военный уровень ополчения?) — Пожарский не мог взять Кремль штурмом. Ни осадной техники, ни военных навыков. Вчерашние крестьяне, горожане не бог весть профи. Остался простейший народный прием: обложить, взять измором. Из воспоминаний поляков: «Поручик Трусковский съел двоих своих сыновей, другой съел свою мать. Кто был здоровее, тот того и ел».

Судьба гарнизона Кремля решилась 1 сентября: шедший к ним отряд Ходкевича с провиантом был разбит в Замоскворечье при решающем участии отряда вчерашнего купца Минина. Характерна деталь: 400 телег провианта Ходкевич вез не из Польши — конфисковано в российских областях. Лисовчики, самые жестокие в истории Европы польские «зондеркоманды», доходили до Перми, Холмогор! За несколько часов резни в Москве было убито 7000 горожан. Есть документы: описания вздохов облегчения Европы, когда те бандиты ушли в Россию. Тут нельзя не отвлечься на «плач по трем разделам Польши»: если хоть один из трех (а заслужили они все 33) разделов прошел бы с тотальной жестокостью лисовчиков, плакать было б некому.

Вывод, касающийся нас, известен: страдания, угрозы существованию включали механизм Народного Единства. А уж угрозы, страдания 1612 года были самые крайние. Ополчение шло в Москву под иконой Казанской Божией Матери, так что ничего особо к 4 ноября не «притянули». Просто вспомнили.

По части означенного притягивания к датам чужих праздников предположил бы встречно-иронически: а вдруг это День Октябрьского восстания притянули

к освобождению Москвы? Знаменитые слова Ленина о штурме Зимнего: «Сегодня — рано, послезавтра — поздно. Значит, завтра», — вдруг вождь подгадывал к старому празднику? Чтобы даже в случае кардинальной смены идеологии был нерабочий день: отметить «залп Авроры»? Подобные шутки только и остаются реакцией на нынешний «объективный исторический» анализ Великой Октябрьской социалистической революции… За тридцать лет в известной формуле того события несомненным критики оставили лишь календарный параметр, все кроме «Октябрьской» получили свои «анти», антонимы. Но ясности не добавили.

В двух книгах я пробовал перебрать двухвековые предпосылки краха 1917 года, равно и работу по его предотвращению. Конкретно по Октябрю и Ленину рискну утверждать: нелепы обвинения в развале России. Государства не стало в Феврале, и лишь инерция громадных пространств-населения не давала это заметить. Официальная отмена местного управления, воинской дисциплины в воюющей армии, трусливо-неофициальная отмена важнейшего условия жизни страны — государственной монополии на насилие. Свободная как курение, лузганье семечек на улицах, стрельба по офицерам. Амнистированные уголовники режут жандармов, крестьяне жгут поместья, делят землю. Октябрьский «Декрет о земле» не «открывал социалистическую эпоху», а покрывал (в том, оказалось, и сила) уже сделанное в деревне (в деревенской стране!) безо всяких декретов, как в догосударственную эру.

Спас Россию или убил Великий Октябрь: ответ зависит от политических взглядов, но должны же быть факты простые, арифметически доказуемые? «Медицинские», как выразился О.Бендер. Например, перевод конкретной суммы денег туда или сюда или отсутствие перевода. Прочтите все за/против германских денег для партии Ленина. Если специально, ну хоть как опыт над собой, впустить в голову все взаимоисключающие «факты, документы», собранные учеными-историками, — биполярка гарантирована. Или покажется: все эти взаимоисключения историки должны довести до логического конца, стреляться на дуэли. Тогда кто остался жив — того и факты более фактические, а документы более документальные.

Но нет, историки спорят… например, с качественным художественным исследованием вопроса. Я о фильме «Меморандум Парвуса» Владимира Хотиненко. Некто из них пишет: «Ленин с Парвусом в опере слушает Вагнера, плачет, произнося фразу о «нечеловеческой музыке». Но каждому школьнику известно: фразу, приписываемую Горьким Ленину, последний произнес о музыке Бетховена»...

Срезал? Увы, «историк» не в курсе: драматический принцип «единства места, времени, действия» требует концентрации, и единственные известные слова Ленина (да, о сонате Бетховена) переносятся на сюжетную встречу в опере. Оперы Вагнера царят в Германии той поры, а вскоре и вовсе станут фактом политики, удостоятся упоминания в Нюрнберге, запрета в Израиле.

А «срезавший» пропустил истинную находку фильма, важную именно в хаосе взаимоисключающих «исторических фактов»: меморандум Парвуса, действительно переданный правительству Германии, — действенная поныне инструкция по «цветной» революции. И уже менее важно: все ли деньги Парвус (Борис Березовский начала ХХ века) украл, или что-то передал большевикам. Главное, угадана драматургия, расставлены — в который раз! — фигуры.

И вся разница результатов партий от того, что 411 лет назад Народное Единство было, а 106 лет назад было всё, что угодно (Россию весной 1917-го даже признавали самой демократичной страной Европы), кроме Народного Единства…

P.S. (мистический): Если логика совмещения двух дат покажется сомнительной, к услугам другой набор. В те же «роковые» дни ноября годом позже грянула революция в Германии (и адресатам меморандума Парвуса пришлось столь же несладко). А еще тогда случились «пороховой заговор» Гая Фокса, «стокгольмская кровавая баня», «пивной путч» Гитлера и даже смерть Вольфа Мессинга (уж он-то, наверно, знал, когда надо).