Пять исторических ляпов фильма Иван Васильевич меняет профессию: зрителей обманули

Хорошо помню те дни. Увидев расклеенные на стендах афиши, которые информировали о начале показа новой комедии, мы с приятелем засобирались в кино. Отец-медик, когда узнал, какой фильм я собираюсь посмотреть, дал неожиданный для меня комментарий: «Эта картина снята по пьесе Михаила Афанасьевича Булгакова — замечательного писателя и, между прочим, тоже по профессии своей врача…» После такой преамбулы я ожидал увидеть на экране что-то «с медицинским уклоном», но сюжет оказался совсем иным. Впрочем, убедиться в этом удалось не сразу. В маленький кинотеатрик «Аврора», расположенный на втором этаже старого дома на углу Бульварного кольца и улицы Чернышевского (Покровки), мы с приятелем смогли попасть лишь с третьей попытки: билеты на сеансы нового фильма популярного режиссера раскупали моментально, возле касс выстроились длинные хвосты.

Комедия про «перепутавшихся» двойников — царе и домоуправе — доставила большое удовольствие. С тех пор смотрел «Ивана Васильевича» бессчетное количество раз. Однако сюжетные повороты до поры воспринимал «по инерции». И лишь годы спустя уже журналистский интерес заставил более внимательно отнестись к деталям фильма, к скрытым в нем намекам, попытаться узнать подробнее, как он создавался.

Кое-что из накопленной информации пригодилось сейчас, когда гайдаевской ленте «стукнуло» 50.

Реквизит «на двоих»

Во время работы над комедией часть реквизита позаимствовали со съемок других фильмов.

Например, чтобы одеть соответствующим образом главного персонажа «Ивана Васильевича» из времен Средневековья, костюмерам пригодилась сохранившаяся в закромах киностудии летняя, с собольим воротником и пурпурной шелковой подкладкой шуба, которая была изготовлена для знаменитой киноленты «Иван Грозный» Сергея Эйзенштейна. (Именно эту роскошную шубу государь Иван Васильевич дарит режиссеру Якину.)

Эскиз наряда царя Ивана разработала художник по костюмам Лидия Наумова. А шил шубу по ее рисункам из реквизированных в храмах при большевиках церковных тканей (их с немалым трудом «выбил» для фильма сам Эйзенштейн) знаменитый до революции мужской портной, владелец ателье на Кузнецком Мосту Яков Райзман — отец известного советского кинорежиссера середины прошлого века Юлия Райзмана.

Для массовых сцен, происходящих в древней Московии, пришлось специально шить многочисленные комплекты соответствующей эпохе одежды. В частности, по заказу съемочной группы было изготовлено несколько десятков красных стрелецких кафтанов. В них марширует войско, отправляющееся по царскому указу «выбить крымского хана с Изюмского шляха».

Леонид Гайдай вспоминал позднее: «Часть съемок проходила в старинном русском городе Ростове Ярославском. Наша киногруппа работала около музея, расположенного в древнем кремле. Снимали мы сцену «Проезд конницы Ивана Грозного». А тут как раз приехали в музей иностранные туристы. И вдруг поблизости от них промчались всадники в древнерусских кафтанах, с бердышами в руках. Затем промчались еще раз. Это живописное зрелище вызвало у гостей бурный восторг. По-своему отреагировали на происшедшее работники музея. Когда мы окончили съемку в Ростове Ярославском, они обратились к нам с просьбой подарить им два красных кафтана и пару топориков-бердышей. Дело в том, что каждую группу иностранных туристов при входе встречают по русскому обычаю хлебом-солью. Их преподносят гостям на расшитом полотенце. Съемки подсказали новый ход — встречать гостей в образах царских стрельцов».

Актрисе Наталье Селезневой, сыгравшей в комедии Зиночку — жену одного из главных героев, инженера-изобретателя Тимофеева, реквизиторы подобрали парик «с биографией». Постижеры сделали его для легендарной Любови Орловой, которая играла главную роль в фильме «Русский сувенир», но прима его забраковала (а картину, вышедшую на экраны летом 1960-го, почти сразу «положили на полку» как крайне неудачную). Что касается нарядов Зиночки-Селезневой, то их для этой экранной модницы специально создал ставший впоследствии всемирно известным советский модельер Вячеслав Зайцев.

Еще один «неодушевленный персонаж», фигурирующий в комедии, Леонид Гайдай взял «у самого себя». Речь идет о фаэтоне «ЗиС-110Б», в котором режиссер Якин (артист Михаил Пуговкин) с его новой пассией (роль исполнила звезда советского экрана тех лет Наталья Кустинская) подкатывают к дому инженера Тимофеева. Шикарный черный автомобиль с открытым кузовом несколькими годами ранее «сыграл» в другой гайдаевской комедии — «Бриллиантовая рука»: во второй части фильма именно в этот «ЗиС» опускают при помощи автокрана Семена Семеновича Горбункова со сломанной и загипсованной ногой.

Справедливости ради следует упомянуть, что данный фаэтон засветился еще в нескольких фильмах, например в финальной сцене комедии «Полосатый рейс» он везет по московским улицам укротительницу с одним из ее тигров. Столь богатая фильмография отнюдь не удивительна. Ведь «зисок»-то мосфильмовский. Правда, его основная работа — быть киносъемочной машиной (кстати, соответствующую надпись можно прочитать на дверце якинского «ЗиСа»). Именно на таком автомобиле без жесткой крыши удобно передвигаться режиссеру при съемках динамичных массовых сцен, руководя (в том числе и жестами) процессом. А порой в фаэтоне, который изготовлен на основе правительственного лимузина и обладает великолепной плавностью движения, даже располагался оператор со своей кинокамерой, чтобы снимать эпизод на ходу. Естественно, сам автомобиль при этом в кадр не попадал. Ну а упомянутые сцены с его участием — фактически «работа по совместительству».

Двойная нагрузка выпала на долю построенных в павильоне киностудии декораций для гайдаевской комедии, изображающих лестничную площадку в доме, где живут Тимофеев, Бунша, Шпак. Вереница ступенек, двери квартир, двери лифта мелькают в нескольких мизансценах фильма. А после того, как все эти эпизоды были отсняты, бутафорскую лестничную клетку разбирать не стали: оказалось, что она пригодится создателям другой ленты, запущенной в производство в то же самое время. Речь идет о популярном сериале «Большая перемена», который снял режиссер Алексей Коренев.

Виражи истории

По сюжету «Иван Васильевич» хоть и комедийный фильм, но с уклоном в историзм. Только с историческими фактами там порой по воле создателей возникают явные нестыковки. Так что изучать события прошлого в нашей стране, используя в качестве подсказки гайдаевскую ленту, не стоит.

Приведем несколько примеров.

Эпизод в лифте многоэтажного дома, где Ивана Грозного «замуровали демоны». На экране мы видим, как царь осеняет себя крестным знамением и после этого двери кабины «волшебным образом» открываются. «Вот что крест животворящий делает!» Но внимательный зритель наверняка заметит, что крестится государь по-современному, сложив три пальца правой руки щепотью. Между тем, чтобы данная сцена соответствовала историческим реалиям, царь должен был бы использовать лишь два пальца. Ведь именно двоеперстно православные крестились на Руси в XVI столетии, а троеперстие вошло в церковный обиход значительно позднее — после реформ уже в середине XVII века.

Другая хронологическая накладка (вероятно, на нее решился Леонид Гайдай ради эффектных комических кадров). Во время торжественного приема посла в кремлевской палате лжецарь Иван Бунша усаживается на трон и вслед за тем проворный «церемониймейстер» Жорж Милославский передает ему в руки скипетр и державу, с которыми управдом обращается весьма неумело, что вызывает смех у зрителей. На самом же деле ничего подобного не могло произойти в принципе, поскольку во время правления Иоанна Грозного еще не существовало на Руси этих регалий — знаков верховной власти монархических правителей страны. Согласно имеющимся данным, скипетр и держава впервые появились лишь при сыне Ивана Васильевича, взошедшем на русский трон после смерти отца под именем Федора I. На церемонии его коронации в 1584 году были использованы скипетр и держава, которые торжественно несли на подушке перед новым государем.

«Киношный» царь Иван Васильевич, перемещенный при помощи машины времени в ХХ век, в одной из своих фраз допустил сразу две исторические ошибки. Речь идет о сцене, когда его ловят милиционеры и устраивают опрос для протокола. Среди прочего люди в форме спрашивают: «Год рождения?» На что задержанный отвечает: «Тысяча пятьсот тридцать третий от Рождества Христова». Но, во-первых, доподлинно известно, что будущий царь Иоанн родился летом 1530-го. А во-вторых, на Руси в ту пору вели отсчет годам «от сотворения мира», привычное же нам летоисчисление «от Рождества Христова» было узаконено в стране лишь на рубеже XVIII столетия государем-реформатором Петром Великим.

Еще одна коронная сцена в комедии тоже содержит подвох с точки зрения фактов из отечественной истории. Ну кто же не помнит «презентацию» царской трапезы, устроенную дворцовым дьяком Феофаном в исполнении неповторимого Савелия Крамарова! «Почки заячьи верченые, головы щучьи с чесноком, икра черная, красная. Да! Заморская икра — баклажанная!» Все это гастрономическое великолепие со смаком показывается зрителю крупным планом. Не мудрено, что Леонид Гайдай наотрез отказался от предложений поставить на стол перед объективом кинокамеры бутафорские блюда, изготовленные из папье-маше, и потребовал доставить в съемочный павильон настоящие деликатесы старой русской кухни. А когда директор картины заявил, что в смете расходов на это не предусмотрено, режиссер без колебаний потратил 200 рублей (очень внушительная по тем временам сумма!) из собственного кармана, чтобы закупить в ресторане все необходимые блюда. Так вот, при всей упомянутой натуральности «икра заморская» не выдерживает критики знатоков отечественной кулинарии. Дело в том, что данный продукт в русской кухне стали использовать лишь в XVII веке. Но и это еще не все. На экране мы видим внушительного вида фигурную серебряную тарелку, на которой лежит малюсенькая порция… хорошо узнаваемой по внешнему виду консервированной кабачковой икры. Впрочем, при желании можно объяснить и такое усугубление парадокса: вероятно, Гайдай хотел подчеркнуть именно контраст восприятий современной утилитарной еды (в данном случае овощной икры) и представлений о ней в далеком прошлом. Ну а кабачковой заменили объявленную Феофаном баклажанную из колористических соображений или ввиду отсутствия в нужный момент именно банки с баклажанным содержимым (к слову сказать, помнится, что именно этот сорт икры реже встречался тогда на полках магазинов).

Молодой царице — 100 рублей

Вопрос денежный всегда интересен для публики. Один из любителей, собирающих факты о съемках советских фильмов, в свое время сумел найти в архивах «Мосфильма» ведомость, где были указаны гонорары создателей фильма «Иван Васильевич меняет профессию» и участвовавших в нем актеров. Этой информацией он любезно поделился с корреспондентом «МК».

Итак, считаем деньги в чужом кармане.

Сам Леонид Гайдай заработал на своем новом проекте почти 8 тысяч рублей: 5948 целковых ему выплатили как режиссеру-постановщику и еще 2000 — как одному из авторов сценария (этим творческим процессом Леонид Иович занимался совместно с литератором и сценаристом Владленом Бахновым).

А вот доходы исполнителей главных и некоторых второстепенных ролей в комедии.

Юрий Яковлев (един в двух лицах — Бунша и Грозный) получил 4350 рублей (естественно, за вычетом подоходного налога). К слову сказать, первоначально приглашенному на эти роли Юрию Никулину Гайдай обещал в случае его согласия пробить повышенный гонорар — 6,5 или даже 7 тысяч. Однако актер на столь соблазнительные условия не согласился: цирку, где он работал, предстояли зарубежные гастроли, а в успех со съемками ленты по пьесе фактически запрещенного тогда в СССР писателя Михаила Булгакова Юрий Владимирович не верил и полагал, что фильм неминуемо положат на полку.

Леонид Куравлев (Жорж Милославский) — 2312 рублей.

Александр Демьяненко (в очередной раз Шурик, инженер Тимофеев) — 1663 рубля.

Савелий Крамаров (дьяк Феофан) — 1129 рублей.

Михаил Пуговкин (режиссер Карп Якин) — 788 рублей.

Владимир Этуш (зубной врач-пройдоха Антон Семенович Шпак) — 630 рублей.

Наталья Селезнева (Зиночка, жена Тимофеева) — 362 рубля.

Сергей Филиппов (шведский посол) — 258 рублей.

А Нина Маслова, коротко мелькнувшая лишь в одном дворцовом эпизоде, изображая молодую царицу Марфу Васильевну, заработала на съемках 101 рубль.

В качестве оценочного критерия — насколько это внушительные суммы — напомним, что автомобиль «Жигули» ВАЗ-2101, заветная мечта многих артистов в то время, стоил в магазине 5620 рублей.

«Танцуют все!»

А теперь о музыке.

В этой комедии Гайдая ее много, причем очень разной. И песни, написанные композитором Александром Зацепиным, ставшие популярными после выхода на экраны фильма, и старинные русские напевы, и даже песни «полуподпольного» в ту пору Владимира Высоцкого.

Вот с Владимира Семеновича и начнем. Из числа самых эффектных сцен в «Иване Васильевиче» — эпизод приобщения царя к пользованию магнитофоном. Помните, царь случайно присаживается на небольшой кассетник, лежащий на диване, нажимает таким образом клавишу «Пуск», и в квартире звучит надрывный голос знаменитого на всю советскую страну поэта и барда: «Поговори хоть ты со мной, подруга семиструнная…» Грозный сперва пугается, а потом услышанное его берет за душу. Знатоки творчества Высоцкого утверждают, что специально созданный автором для этого фильма вариант песни уникален. В доступном ныне полном собрании произведений Владимира Семеновича есть ее записи, но с несколько измененным текстом и манерой аккомпанемента. К сожалению, «киношную» версию полностью услышать невозможно: в фильме звучат лишь несколько фрагментов, а полная фонограмма, которая наверняка была записана автором и исполнителем для «Ивана Васильевича», не найдена.

По договоренности с Леонидом Гайдаем Высоцкий написал и исполнил еще одну песню — «Очи черные». В первоначальной версии сценарного плана Грозный ее тоже слушал, коротая время в одиночестве, будучи заперт в квартире инженером Тимофеевым, убежавшим покупать транзисторы для ремонта машины времени. Однако в окончательный вариант киноленты кадры, сопровождающиеся звучанием этого произведения Высоцкого, не вошли. Впрочем, годы спустя фонограмма «Очей…» все-таки была обнаружена.

Задуманную создателями картины как главный ее музыкальный хит песню «Звенит январская вьюга», написанную композитором Александром Зацепиным на слова поэта Леонида Дербенева, сперва записали в исполнении популярной эстрадной певицы Софии Ротару. Однако потом пришлось делать другой вариант. Леониду Гайдаю показалось, что голос Ротару слишком заметно отличается по тембру от голоса Натальи Селезневой (именно она «поет» на экране под эту фонограмму). В итоге «Вьюгу» исполнила Нина Бродская. Хотя и этот вариант не избежал корректив при окончательном монтаже ленты: из-за необходимости втиснуться в запланированный хронометраж сцену с поющей Зиночкой Тимофеевой пришлось подрезать, а потому из фонограммы убрали один куплет.

Пошла в народ еще одна песня, написанная для комедии. Стрелецкая строевая про Марусю, у которой «кап-кап-кап!» — из ясных глаз капают слезы прямо на копье. Помимо весьма оригинального исполнения (поют отдельные фразы два разных певца — тенор и баритон) это музыкальное произведение запомнилось зрителям еще и персоной стрельца — главного экранного запевалы. Гайдай не сразу нашел человека на эту малюсенькую роль. В итоге выбрал непрофессионального актера, обладающего зато очень колоритной внешностью. Анатолий Калабулин работал инженером в одном из подмосковных совхозов, где его и заприметили ассистенты главного режиссера.

Прозвучал в «Иване Васильевиче» совершенно «ископаемый» музыкально-литературный фрагмент. Это та самая возмутившая подвыпившего лжецаря Ивана Буншу песня о нашествии крымских татар на Русь («То не сильная туча затучилась… А не сильные громы грянули… Куда едет собака крымский царь…»), которую затянули придворные гусляры во время дворцовой трапезы. Данное стихотворение, положенное на музыку, появилось, судя по всему, в начале XVII столетия и дошло до нас благодаря английскому путешественнику Ричарду Джемсу, приехавшему с английским посольством в Московию зимой 1619 года и пробывшему здесь более года. В это время Джемс среди прочего занимался тем, что собирал в своих тетрадях-дневниках записи услышанных им произведений местного фольклора — русских песен.

Царский кроссворд

Наконец, о паре словесных загадок, оставленных нам Леонидом Гайдаем (ну и, конечно, автором пьесы-первоисточника, писателем Михаилом Булгаковым).

Первая из них — в сцене, где инженер Тимофеев угощает Ивана Грозного, наливая ему «Столичной». Отведав, царь придушенным голосом (горло от непривычного напитка из ХХ века перехватило?) спрашивает: «Водку ключница делала?» Вместе с изобретателем машины времени мы, зрители, не очень-то понимаем смысл и логику этого вопроса. При чем здесь ключница? На самом деле во фразе царской несколько смыслов. И очередная историческая нестыковка.

В старину ключником называли самого надежного из слуг, которому боярин доверил ключи от дверей всех помещений в доме. Помимо этого в список обязанностей входило и выполнение некоторых деликатных поручений господина по хозяйству. В том числе ключнику надлежало — чтобы не пропадали начавшие терять свои товарные свойства запасы фруктов и варений из них — утилизировать всю эту некондицию, делая из нее настойки «с градусом» или вовсе перегоняя на самогон. При том что в Московии времен Ивана Грозного была введена царская монополия на производство крепких напитков, подобные действия оказывались явным нарушением закона, так что если бы ключника кто-то «заложил», его ожидало бы серьезное наказание. Конечно, постоянная возможность дегустировать производимые нелегально хмельные напитки была большим искушением и пагубно сказывалась на поведении и работоспособности ключника. Поэтому в практику вошло назначать на эту ответственную должность женщин, благо они не падки на спиртное. В итоге «вино-водочные» обязанности перекочевали к представительницам слабого пола.

Судя по интонации, с которой царь задал вопрос инженеру Тимофееву, содержимое поднесенного ему стакана с «беленькой» не вызвало у Ивана Васильевича особого восторга. Именно поэтому и появилась у него версия с ключницей. Ведь Грозный знал, что в отличие от казенного «зелья», за качеством которого осуществляется строгий надзор, самопальная выпивка, произведенная «на глазок», зачастую без соблюдения требуемой технологии и пропорций, может иметь весьма сомнительные вкусовые достоинства.

В этой ставшей знаменитой фразе царя из гайдаевской комедии (в пьесе Булгакова эпизод с выпивкой тоже есть) заложена еще одна «историческая мина». Пояснения на сей счет «МК» дал Евгений Архаевский, который давно занимается изучением истории существования хмельных напитков на Руси.

— С точки зрения реалий русского Средневековья герой Юрия Яковлева должен был бы в своем вопросе упомянуть не водку, а хлебное вино, курёное вино. Ведь именно так называли бесцветный водно-спиртовой раствор в эпоху Ивана Грозного. А под понятие «водка» тогда подпадали различные травные, ягодные, фруктовые настойки. В нашем привычном ныне понимании термин «водка» окончательно укрепился лишь с XIХ века.

Еще одна словесная закавыка, привычная поклонникам фильма, но непонятная большинству из них, — диалог на официальном приеме в царских палатах, когда шведский посол требует отдать некую «Кемску волость». Что за географический объект? Существовал ли он в реальности?

Оказывается, как сообщил «МК» историк Юрий Польнов, не только существовал, но и сейчас существует.

— В наши дни это Кемский район Карелии. Полтысячелетия назад шведы положили глаз на территорию, примыкающую к побережью Белого моря. Их войска в течение нескольких десятилетий неоднократно вторгались на эти земли, атаковали и пытались захватить сам приморский городок Кемь. Но все попытки интервенции были успешно пресечены отрядами русских стрельцов. Для более надежной защиты от агрессивных западных соседей пришлось построить у Кеми специальную «крепостицу» и дополнительно укрепить и вооружить расположенный в нескольких десятках километров на острове Соловецкий монастырь, которому Кемская волость была отдана «под опеку».

Польнов отметил очередную историческую вольность, допущенную в комедии:

— Мы можем очень точно, буквально до нескольких дней, определить время, в которое проник при помощи своей чудо-машины инженер Тимофеев. Подсказкой служит присутствие на «банкете» в Кремле молодой царицы, которая представилась лжецарю Ивану Бунше как Марфа Васильевна. Это реальная историческая личность — третья жена Ивана Грозного, дворянская дочь Марфа Васильевна Собакина. Из документов известно, что их супружеская жизнь продлилась всего две недели. Молодая красавица скончалась (была отравлена?) через 15 дней после свадьбы, которую отпраздновали 28 октября 1571 года. Таким образом, мы знаем, что домоуправ Бунша стараниями машины времени мог оказаться в палатах Ивана Грозного в один из дней середины осени 1571-го. Но именно тогда ни о каком визите шведского посла к царскому двору в принципе не могло быть речи. Ведь в разгаре Ливонская война, русские войска противостоят шведским. Естественно, что такое военное противостояние отразилось на дипломатических отношениях, сведя их к нулю. Известно, например, что членов русского посольства в Стокгольме заточили в темницу. На фоне этого факта совершенно невозможно представить, что в Москве шведский посол получает аудиенцию у царя, да еще в столь агрессивной форме, напористо требует отдать «Кемску волост». Наверняка шведы знали, что царь-батюшка Иоанн Васильевич запросто может разгневаться, а в гневе он весьма крут и скор на расправу: моментально велел бы отправить наглеца «с медальоном» в узилище или вовсе отдать его в руки палача.