Развивающиеся секторы экономики вызывают агрессию самим фактом своего существования

Но времена меняются, и в наши дни уже представители государства порой выражают озабоченность прогрессом и экономической эффективностью, выступая в роли новых луддитов, в отличие от своих предшественников, обладающих властью.

В свое время директор департамента внутренней торговли Минпромторга Н.Кузнецов выразил по-мидовски глубокую озабоченность самым успешным коммерчески и наиболее передовым организационно сектором маркетплейсов.

Формально он лишь констатировал самоочевидный факт: «Популярность сервисов доставки создает… серьезные проблемы — число курьеров и упаковщиков… исчисляется миллионами, а в большинстве своем это здоровые, физически сильные люди, которых так не хватает в других секторах». Однако признание проблемы в уже привычное отсутствие какого бы то ни было ее осмысления, не говоря о решении, пугает и вызывает ожидания очередных бессмысленно репрессивных и повышающих издержки мер.

Формально проблема названа верно: несмотря на робкие попытки роботизации, в стране, по оценкам, насчитывается миллион курьеров (и не менее 150 тыс. упаковщиков товара), и потребность в них при нынешнем уровне техники — еще не менее 200 тыс. Их средняя зарплата — не менее 114 тыс. руб./мес., что намного выше среднего и почти втрое выше доходов 60% населения (менее 40 тыс. руб., по данным ВШЭ).

В результате здоровые люди бегут в курьеры, оголяя жизненно важные сферы экономики, а смысл учебы для молодежи, по сути дела, уничтожен (даже если забыть о фактической ликвидации доступного полноценного образования).

Единственно доступный бюрократии путь решения проблемы — еще большая интенсификация завоза мигрантов: уже не только из Средней Азии, но и из Индии, Мьянмы и Пакистана (того самого, выходцы из которого отметились в Англии дикими, длительными и безнаказанными изнасилованиями детей). Один из представителей Госдумы совершенно серьезно обосновывал заведомо самоубийственный завоз мигрантов даже не задачей разгрузить Среднюю Азию от религиозных экстремистов путем завоза их в нашу страну (это, насколько можно судить, уже пройденный этап риторики), а необходимостью не дать «коренному населению» занимать высокооплачиваемые рабочие места, вырываясь из созданных для него отраслевых низкооплачиваемых и бесправных «гетто».

Даже сама постановка вопроса о причинах шокирующе низкой оплаты наиболее сложного труда, требующего наличия достаточно редких способностей, длительного сложного обучения и приносящего наибольшую добавленную стоимость, насколько можно судить, недоступна когорте «фиктивных менеджеров и молодых технокрадов».

Хотя в принципе логика такого подхода вполне прозрачна. В самом деле: если достойно платить за сложную работу — что же будут разворовывать еще не пойманные «уважаемые руководители»?

Сталкиваясь с естественными последствиями созданных ими же колоссальных преференций для сервисных отраслей, представители либеральной тусовки даже не подозревают о своей обязанности изменить эти преференции и на все вызовы времени профессионально и с видимым удовольствием разводят руками. При этом они оправдывают свое кипучее бездействие ссылками на сформированную их же собственными усилиями структуру рынков как на нечто незыблемое и объективное, отрицая тем самым не то что свое право и свой долг, но и саму принципиальную возможность государственного вмешательства в рынки для их регулирования.

Либеральная бюрократия, с кровавых 90-х сохраняющая свой контроль над управлением социально-экономической сферой, принципиально, последовательно и демонстративно отказывается от своей главной обязанности — переформатирования и активного регулирования рынков (которых не бывает без государственного регулирования по тем же причинам, по каким без него не бывает и дорожного движения в мегаполисах). Тем самым она лишает в глазах народа смысла не только себя — это было бы полбеды, — но и все во многом олицетворяемое ею государство.

Между тем зарплатные перекосы вполне наглядно и убедительно отражают перекосы в отраслевой рентабельности. Они вызваны тем, что структура налогообложения, за небольшим и непринципиальным исключением (вроде налога на добычу полезных ископаемых и низкого обложения сельского хозяйства), фактически полностью игнорирует объективно, технологические обусловленные различия отраслей. По понятным причинам такое положение наиболее выгодно наиболее примитивным технически фирмам с минимальной капиталоемкостью, прежде всего сферы услуг.

Ситуацию существенно усугубляют режимы индивидуального предпринимательства и самозанятости: снизив фискальную нагрузку на труд, они драматически ослабили стимулы к трудосберегающим технологиям, то есть к прогрессу. (Именно поэтому симпатичные роботы-доставщики не спасают Россию от смывания в унитаз истории потоком миграции, а остаются забавными уличными украшениями.)

Сравнительно низкие зарплаты во многом вызваны бесправием работников, более 20 лет назад законодательно фактически лишенных даже права на забастовку: на заре века Трудовой кодекс дал работодателю процедуры, позволяющие при желании обеспечить ее заведомую незаконность. Эта мера сначала вызвала всплеск голодовок, но затем обеспечила отчаяние трудящихся. В свою очередь, низкие зарплаты консервируют безнадежно устаревшую структуру производства, игнорирующую современные потребности

Опыт идущей уже четвертый год СВО был, хотя и с заметным опозданием, осмыслен в США. Их руководители, увидев чудовищное несоответствие своего ВПК наступающей эпохе управляемых искусственным интеллектом роев беспилотников, аврально (чтобы не сказать истерически) модернизируют его, прежде всего переводя на уже распространившиеся в гражданском секторе гибкие автоматизированные производства.

Однако бюрократии отечественной сборки это, похоже, просто неинтересно (хотя налицо заметное число вселяющих надежду исключений из общего правила). Ей, как пели в перестройку, достаточно «гордиться общественным строем» и испытывать «глубокое удовлетворение», вынужденно перемежаемое порой столь же «глубокой», а затем, на фоне все более выдающихся успехов (от импорта картофеля до обеспечения защиты от беспилотников промышленных объектов), — и «крайней» озабоченностью. При этом она весьма эффективно уничтожает производящий сектор поощрением произвола монополий, отказом от жизненно необходимого протекционизма, непосильным налоговым прессом (компенсирующим его ничтожность для финансовых спекулянтов) и запретительно дорогим кредитом.

Еще многолетний советник Президента России В.В.Путина С.Ю.Глазьев, после избрания которого академиком РАН это слово перестало быть в среде обществоведов тяжким личным оскорблением, определил цель дичающей на глазах от безнаказанности части правящей бюрократии как «блатной феодализм».

И он прав: продолжатели политики 90-х пытаются вернуть сословное государство, доказавшее нежизнеспособность еще в феврале 1917 года, и тормозят прогресс — как технический, так и социальный, стимулируя моральное разложение общества и его оглупление вплоть до дебилизации.

Логика тусовки, ненавидящей советскую власть за свою неспособность даже покрасить построенное ею, проста: раз доставка товаров платит лучшие зарплаты, выигрывая конкуренцию за рабочую силу у индустрии, — значит, проблема в доставке.

Ничего другого (вроде конкурентоспособных зарплат на производстве, требующих дешевого кредита, а значит, разумного протекционизма, ограничения финансовых спекуляций и произвола монополий) либеральная бюрократия пока не способна даже вообразить.

Жизненно важный пакет законов правительства Мишустина, регулирующий платформенную экономику и этим летом с восторгом принятый Госдумой, — лишь первый шаг на долгом пути к признанию реальностей нового, цифрового мира. Потребность в этом признании и в соответствующем изменении государственного регулирования предельно остра, но успеет ли государство пройти этот путь, решив далеко не только описанные выше проблемы, — вопрос по-прежнему открытый.