Древние китайцы, греки и тавры

Надо было родиться древним китайцем. Во-первых, все древние китайцы жили долго и счастливо. Древний китаец чем занимался? Гулял по берегам рек и озер, играл на лютне, пил напиток из темных слив, делал по утрам упражнения Дао Инь и лечил геморрой свечками из дикорастущей хризантемы. Но я умудрился родиться современным россиянином. Вместо прогулок и игры на лютне я общаюсь с судебными приставами, потому что 5 просроченных кредитов к покою и безмятежности не ведут. Вместо напитка из темных слив пью недорогое разливное пиво, а геморрой лечу активированным углем и содой. А как я питаюсь? Сосиски из сои, пельмени из пачки, чай из пыли, кофе из банки... А был бы я древним китайцем…

Я бы вставал на рассвете и 36 раз слегка стучал зубами, чтобы они были крепкими и стойкими. Затем бы я занимался мочеиспусканием, а после…

«Унитаз течет! Ты починишь или мне мастера вызвать? Счетчик крутится!» — противный женский голос пытается вырвать меня из времен династии Мин, но я невозмутим, как цветок лотоса у подножия храма истины. «Бегущая вода никогда не станет затхлой», — отвечаю я голосу строчкой Шу Цзюньхэ. Какой унитаз? Какой счетчик? Я древний китаец Фу Ю, мне 120 лет, и я качаю плечами вперед-назад, расслабляя мышцы и сухожилия. В долине Желтой реки я известен как добродетельный воин и автор трактата «История династии Хань». Я искусен в укрепляющих упражнениях, медитации и стратегии, но совершенно неискушен в текущих унитазах. «Текущие воды не знают чувств…» — так писал великий Ду Му, и я посоветовал обладательнице голоса спать под звездами и Луной, чтобы ветер проник в ее тело сквозь поры и вызвал онемение рук.

«Дебил! — сказал голос: — Это тебе надо руки вырвать… Чини унитаз!»

Я знаю обладательницу этого голоса. Это моя служанка по прозвищу Маленькая Орхидея, она была дарована мне ее отцом Пэн-Цзу, известным мастером кулинарного искусства, который дожил до 563 лет и ушел неизвестно куда. Пэн-Цзу научил меня есть корень бубенчика торчащего вместо хлеба и запивать его водой пяти озер. Мы долго сидели с ним вечерами, пили воду пяти озер, и бороды наши были черны, как у молодых. «Я отдам тебе свою дочь, — говорил Пэн-Цзу, наливая по седьмой чаше: — Ее брови подобны усикам мотылька, а форма лица продолговата и сужается к подбородку. У нее маленькие губы, а фигура повторяет изящные линии старого тополя. Она изготавливает шелк, и тебе не надо будет думать о пропитании…».

Пэн-Цзу сдержал свое слово. Правда, он считает, что отдал Маленькую Орхидею мне в жены, а я брал ее только в услужение. Маленькая Орхидея тоже считает себя женой, хотя пришла в мой дом по земле и принесла на обуви много грязи и сора. Разве жена заходит в дом мужа в грязной обуви? Го Чженьшунь, уроженка Гуанчжоу, зашла так в дом императора У-Цзуна и была за это казнена…

В то утро, когда в моем доме появилась Маленькая Орхидея, я выпил много воды пяти озер и даже сделал упражнение из 12 форм, подобным отрезам парчи, поэтому плохо помню запись акта гражданского состояния. Запись эту Маленькая Орхидея показала мне на следу+ющий день, сопровождая показ нехорошими словами. Из записи я понял, что Маленькую Орхидею зовут Елена Анатольевна и она собирается жить со мной до возраста вечного спокойствия и гармонии ума, а из нехороших слов не понял ничего, кроме отказа в пестовании моей любви к воде пяти озер.

«Хватит пить», — сказала Маленькая Орхидея Елена Анатольевна и добавила: «Или я не позволю тебе использовать половую связь, и ты не сможешь питать мозг особой энергией, а поток ци перестанет циркулировать в твоем теле».

Хотя, может, этого она не добавляла, но я все равно понял, что в мой дом пришла эпоха Борющихся царств.

Отец Маленькой Орхидеи, Пэн-Цзу, известный мастер кулинарного искусства, который дожил до 563 лет и пришел неизвестно откуда, выслушал жалобу на свою дочь и посоветовал напоить ее специальным отваром.

«Общипай перья и выпотроши тушки пяти воробьев, — сказал он мне, — хорошо промой и разрежь пополам, положи в керамическую посуду, залей водой, добавь десять граммов кордицепса и туши три часа». Затем он протянул мне хвост белой коровы и ушел неизвестно куда, а я начал одевать себя в шерстяные вещи, опасаясь наступления холодов во время охоты на воробьев.

«Скажи, Маленькая Орхидея, — спросил я у служанки, — почему ты не помогаешь мне надевать шерстяные вещи? И почему твой отец Пэн-Цзу приходит неизвестно откуда только тогда, когда у меня есть вода пяти озер, и уходит неизвестно куда, когда вода пяти озер заканчивается?»

«Ты точно дебил… — ответила Маленькая Орхидея, — мой отец живет в Липецке и ни разу не был у нас. И кто такой Пэн-Цзу?»

Я решил ответить Маленькой Орхидее стихами. «Дрожа от страха, снега и мороза, сливовый цвет благоухает еще сильнее», — продекламировал я и добавил прозой: «если моя служанка не замечает своего отца, приходящего ко мне пить воду пяти озер, надо заменить ее на другую служанку».

«Я тебе голову сейчас заменю», — сказала Маленькая Орхидея и взяла фарфоровый сосуд для хранения риса. Если ударить по этому сосуду деревянной палочкой, он издаст мелодичный звук «я-а-о-о-о». Если этим сосудом ударить по голове, то она издаст звук «о-о-о-а-я», инь и ян поменяются местами, а Желтая река прольет свои воды на пол. Так и случилось.

Гусь, пролетая, оставляет шум, а человек — имя. Я пролетел без шума и оставил свое имя в списках травматологического отделения городской больницы №36, куда меня привезли на белой, как лестница в небо, повозке. «Кто нанес тебе травму? — спросил подошедший представитель власти. — Мы посадим этого человека в тюрьму». — «Маленькая Орхидея, дочь Пэн-Цзу, ударила меня фарфоровым сосудом для хранения риса», — ответил я, и представитель власти исчез, а делающий мне перевязку лекарь вздохнул. «Сосуд тяжел… — сказал лекарь. — Тяжел и жесток. Лучше бы она ударила тебя черепахой. Черепаха жесткая, но она мягкая»… И мы с лекарем начали играть в игры пяти животных, имитирующих движения тигра, оленя, медведя, обезьяны и птицы. «Мурашов Михаил Борисович, алкогольный галлюциноз на фоне абстинентного синдрома», — сказал кто-то, лекарь растворился в воздухе, и воды Желтой реки мягко доставили меня к желтому дому, полному печали, грусти и других древних китайцев. Пэн-Цзу, известный мастер кулинарного искусства, который дожил до 563 лет, сначала навещал меня, но вскоре благодаря капельницам и таблеткам ушел неизвестно куда, а лечащий врач сказал, что я не мог родиться древним китайцем, так как родился мужем Елены Анатольевны и оператором газовой котельной при вентиляторном заводе. Несмотря на свои прекрасные пятки.

— Но почему Елена Анатольевна не любит, когда я лечу геморрой хризантемами и пью воду пяти озер? И разве можно из-за этого бить по голове фарфоровым сосудом для хранения риса? — спросил я, но врач уже не слышал, и сквозняк унес мой вопрос вниз по лестнице и, минуя охрану, развеял его в больничном парке…

Надо было родиться древним греком. Во-первых, все древние греки жили долго и счастливо. Я бы лежал, читал «Илиаду» и пил вино из амфоры, а Елена Анатольевна, подобно гетере Фрине, предлагала бы мне бесплатную любовь, вся в пене из вод моря. Или хотя бы из вод ванны.

Впрочем, получать амфорой по голове намного больнее, чем сосудом для хранения риса.

Наверное, русские женщины могут жить только с русскими мужчинами, а не со всякими там греками и китайцами, даже древними.

Хотя, если бы я был древним тавром и сидел во дворе своего особняка в Гурзуфе под можжевельником, любовался морем и пил массандровский портвейн…

Может, Елена Анатольевна и согласилась бы на древнего тавра. Потому что чужеземцев и воду пяти озер она не любит, а море и Массандру любит.

А если еще рядом красавец древний тавр сидит. Богатый, как древний иудей. Ведь желание быть кем-то древним — неизлечимо…

И в глазах моих снова заплескались воды пяти озер…

Редактор отдела Джангули Гвилава, e-mail: satira@mk.ru