Есть артисты, обреченные на триумф. Публика любит их всегда, в каком бы качестве они не выходили на сцену. Николай Цискаридзе — из числа таких, абсолютных любимцев публики. Кажется, так происходит потому, что его поцеловала сама богиня театра Мельпомена. Это, конечно, так, но божественно дара мало. В действительности, в основе такого безусловного приятия зрителем лежит огромная работа по совершенствованию себя как артиста. Вот и в роли Людовика IV в спектакле «Кабала Святош» мы увидели не просто звезду балета и премьера Большого театра, вышедшего на сцену в другом амплуа, но и артиста, совершенно ограничено чувствующего себя в драматическом воплощении.
«Наверное, я сошёл с ума!» — признаётся Цискаридзе, комментируя своё решение.
Ещё недавно он говорил, что никогда не поменяет амплуа. Но звонок Константина Хабенского изменил всё.
«Если бы позвонил кто-то другой — я бы отказался»
«Если бы мне позвонил кто-то другой, даже очень уважаемый артист, я бы отказался. Но позвонил Хабенский — и я сказал “да”», — улыбается Николай.
Видимо, на зрительское счастье позвонил именно Хабенский и Цискаридзе согласился, и стали они партнерами по спектаклю. Пара блистательных артистов и неординарных личностей. Рождение дуэта, который уже называют главной сенсацией сезона: Хабенский — Мольер, Цискаридзе — Людовик XIV. Две сильные личности, два гения, две энергии — на одной сцене.
Главная суть спектакля, по мнению Хабенского, в противоречии между гениальностью в лице Мольера и его «придворностью» в лице покровителя-короля. Именно так ответил он на соответствующий вопрос журналиста:
«Это мы и изучаем. Помимо рассказа об актерах, помимо многих философских моментов, здесь существует вопрос взаимоотношений. Насколько они должны быть близки, насколько они ставятся во главу угла. Но вообще эта история, сотканная из самых разных художественных и документальных материалов, о всепрощении».
«Людовик XIV: «Он придумал мою профессию»»
Для Николая эта роль — особенная:
«Людовик XIV придумал мою профессию. Он создал балет. Есть книга “Король танцует” — очень ее люблю, я вообще по жизни постоянно интересовался этим человеком, могу по нему лекции читать. Людовик стал королём в пять лет, но власть получил после смерти Мазарини, когда ему было за двадцать. И первый указ, который он подписал самостоятельно, — о создании Французской академии танца. Он понимал ценность искусства, любил красоту. Этот человек изменил мир».
Для Цискаридзе встреча с образом Людовика — это не просто роль на сцене. Это — диалог с истоками собственного пути.
«Когда появляется гений, вся серость объединяется против него»
Подготовка к сегодняшнему спектаклю фактически началась для Цискаридзе много-много лет назад, в далеком юности, с книги Булгакова «Жизнь господина де Мольера».
«Я ехал ночью в 31-м троллейбусе, на улице уже было темно, и я читал Булгакова. В тоннеле под Калининским наткнулся на фразу:
«Когда появляется гений, вся серость объединяется и ему противостоит».
Я перечитал её раз пять — так сильно она меня задела»
Цискаридзе говорит, что эта история о травле гения — и она для него очень личная:
«То, что я пережил с 2011 по 2015 год, мало кто выдержал бы. Для меня этот спектакль — о том, как уничтожают личность, как предают».
«Каждый руководитель — немного Людовик»
Николай признаётся, что в образе Людовика XIV есть момент истины про него самого:
«Каждый, кто становится руководителем, немного Людовик. Хабенский — глава своего “государства”, МХТ. Я — своего, Академии русского балета. Но над нами тоже есть свои Людовики, куда более могущественные».
«Это вечное произведение»
Цискаридзе вспоминает эпизод из книги Булгакова, который поразил его до глубины души:
«Булгаков описывает, как Мольера отказываются хоронить. И решает всё Людовик. Мы видим, что и сегодня многое повторяется. Есть прецеденты, когда людям запрещают, отказывают. И мы обращаемся к кому? …Это вечное произведение».
«Как будто вышел на сцену впервые»
Николай Цискаридзе выглядит сегодня удивительно восторженным, как будто ему снова шестнадцать и впереди целый удивительный мир сцены.
«Я счастлив, как ребенок, — признается он, — как будто вышел на сцену в первый раз».
А еще кроме королевского костюма, который ему очень идет и в котором Цискаридзе чувствует себя совершенно естественно на сцене, как будто носить королевскую мантию — его жизненный удел, у Николая появилась белая футболка. На которой черным написано «верю» (а со спины портрет Станиславского с его классическим «не верю»).
Как оказалось, после первого прогона Хабенский сделал ему такой подарок:
«В июле Хабенский подарил мне эту вещь. Когда они, видимо, поняли, что я всё-таки что-то могу», — говорит Николай. И, казалось бы, Цискаридзе кокетничает, но в его голосе проскальзывает нотка волнения — такая редкая для звезды, и такая важная для любого артиста.
Театр, власть и свобода
Этот спектакль — не просто про Мольера и Людовика. Это — про нас.
Про выбор между талантом и системой.
Про цену покровительства и цену свободы.
Про то, что даже звезды мирового уровня могут начать с нуля и снова доказать свое право называться «открытием».
Обсудить