Первый балет «Каменный цветок», поставленный в Ленинграде в 1957 году, был революцией в хореографии, возвестившей наступление эры симфонического балета. Симфонизм хореографии прочитывался в балетных сюитах, которые несли основополагающую функцию в каждом из актов. Пластические характеристики героев имели ярко выраженное симфоническое развитие. И все свои балеты Григорович рассказывал средствами симфонического танца, так как в балете, где господствовала эра драматического балета, где не так много танцевали, но больше играли, тогда никто так не делал.
Уже следующий его балет, «Легенда о любви», прогремел подобно разорвавшейся бомбе. Здесь все было решено исключительно танцевальными средствами. «Легенда о любви» стала настолько успешной, что Григоровичу тут же предложили пост главного хореографа и руководителя балета Большого театра. А дальше Мастер создавал другие свои шедевры: «Спартак» (1968), «Иван Грозный» (1975), «Золотой век» (1982). По-новому, в некоторых случаях совершенно заново, а в других следуя традиции, создавал свои редакции классического наследия — «Щелкунчик», «Лебединое озеро», «Спящая красавица», «Раймонда», «Баядерка», «Корсар».
Значение этого хореографа в истории хореографии второй половины XX века неоспоримо и грандиозно. В 60–70-х годах репертуару и составу Большого театра мог позавидовать любой театр мира. Григорович был вдохновенным творцом «золотой эпохи Большого театра», создателем понятия «Большой балет», под каким его детище — балет Большого театра 1970–1990-х годов — знают во всем мире.
ЮРИЙ ГРИГОРОВИЧ О СЕБЕ
«МК» собрал высказывания разных лет из интервью нашей газете.
Как управлять балетом Большого театра. Наполеон, как известно, считал, что проще управлять войсками, чем Парижской оперой, когда к нему, императору, каждый день приходили балерины и требовали повернуть ситуацию в их пользу. Нельзя руководителю балета быть дамой приятной во всех отношениях, я это много раз говорил в надежде быть услышанным. Приходится быть жестким по должности. Отказывать, сдерживать, выстраивать процесс, в котором заняты не один-два амбициозных человека, а двести пятьдесят, и они ждут от тебя единственно верного решения. Мне приписывали тоталитарные методы правления, умалчивая о том, во имя чего я был непреклонен. Для того чтобы все ладилось, шло по уму — только тогда мы становились сильными. Мои принципы мало изменились со времен балетной молодости: или мы вместе, верны друг другу, или каждый волен в выборе. Здесь одна из причин, почему я никогда никому не отвечал на выпады против себя, полагаясь на время, которое само расставит все по местам.
О компромиссах и влиянии на принимаемые решения партийных директив. То, что я не был членом КПСС, наоборот помогало, делало меня более свободным. Я не обязан был соблюдать партийную дисциплину, вписываться в идеологические схемы. Несколько раз предлагали, я благодарил и уклонялся: мол, не созрел еще. А партийное влияние на театральную политику, конечно, существовало. Мы зависели от многих обстоятельств и не все из них могли обойти. С какими-то приходилось уживаться, а какие-то успешно ставить на службу творчеству. Это и есть компромиссы, они часть жизни, независимо от того, носят ли они партийный, производственный, личностный, творческий характер. Все зависит от цены вопроса, как сегодня принято говорить. Если тебя принуждают отступить от базисных, стержневых убеждений, на которых выстроился твой путь и доказавших свою верность, — какие могут быть компромиссы? Я отметаю в этом случае любые рассуждения о некой мифической пользе дела. Есть тактические уступки обстоятельствам всегда непростой творческой жизни. И это уже не компромиссы, а трезвая оценка ситуации.
О Наталии Бессмертновой. Для меня опорой в жизни и в работе всегда была Наталия Бессмертнова, балерина и жена. Ее уход из жизни я по-прежнему тяжело переживаю. Чтобы совсем не сломаться, продолжаю работать. Видел ее в заглавной партии в «Мастере и Маргарите», балете на музыку Кшиштофа Пендерецкого, который мы замышляли. Кто-то из критиков написал, что Бессмертнова в «Золотом веке» дает эту двойственность натуры героини: днем — одна, с наступлением ночи — другая.
О нелюбви к предсказаниям и о состоянии русского балета сегодня. Не люблю быть прорицателем и предсказывать будущее. Я всегда жил настоящим, хотя прошлое в нем присутствовало активно. Культура прошлого, особенно балетного, для меня всегда была важнейшей составляющей, я соотносил с ней нормы профессии и красоты. Но гадать о том, что будет завтра, я совершенно не умел и не хотел. Мне было проще организовать завтрашний день, ближайший месяц, год, сезон.
Я ставил в Софии в те годы, когда была в большой моде Ванга. В знак особого уважения мне предложили устроить с ней встречу. И я с благодарностью отказался. Вполне сознательно. Сам хотел делать и делал свое будущее. Я и так знал, что оно прекрасно: работаю в профессии, руковожу первым театром мира, каждый день встречаюсь с потрясающей труппой, мировой успех, уважение… Поддерживай все это — вот и будущее. А если бы она сказала, что Наташа (Наталия Игоревна Бессмертнова (1941–2008), русская балерина и супруга. — П.Я.) уйдет раньше меня, как бы я с этим жил?
Обсудить