Жены гениев в зале бесконечного ожидания

Софья Андреевна. Полная неясность. Касательно местных порядков. И наших прерогатив.

Наталья Николаевна. Сколько здесь уже обретаемся? В этом зале ожидания... Пустынный антураж...

Анна Григорьевна. С очень давних пор.

Софья Андреевна. К кому обращаться? Элементарно, из вежливости, положено объяснить: что предвидится... каково положение...

Наталья Николаевна. Почему вообще должны дожидаться? Ужасно неудобно, что нет часов. Не догадались часики с собой захватить. У меня в опочивальне очень изящные. С золотыми амурами.

Анна Григорьевна. Ну и были бы часы... Ну и пялились бы на циферблат…

Софья Андреевна. Ишь, взяли практику: на вопросы не отвечать, справок не давать.

Наталья Николаевна. Большой минус тутошнего обслуживания. Надо как-то более значимо себя проявить. Дать понять: не рядовые просительницы. Сподвижницы. Соучастницы. Великих свершений. В области духа. Это наше законное притязание.

Софья Андреевна. Имеем право!

Анна Григорьевна. Главное: где мужья?

Софья Андреевна. А этот кельнер... Ушел и запропастился.

Наталья Николаевна. Он красивенький.

Анна Григорьевна. Надо еще раз кликнуть.

Наталья Николаевна. Горло сорвешь, пока дозовешься. (Кричит.) Эй, Петр, любезный!

Никто не пришел.

Анна Григорьевна. Найти подход. Ключ. К его молчанию.

Софья Андреевна. Жаль, нечего ему подарить.

Наталья Николаевна. Часики мои тут бы пригодились.

Софья Андреевна. Обаять. Это по вашей части, Наталья Николаевна.

Наталья Николаевна. Если вам так кажется... Могу. (Зовет.) Эй, Петр!

Софья Андреевна. Никакой реакции. Как заговоренные. Никто, будь они неладны, не отзывается.

Анна Григорьевна. Вряд ли намеренно, специально игнорируют.

Софья Андреевна. Обленились. И рутина, казенщина. Не хотят обременяться работой. Против такой формализации и выступал мой муж, считал ошибочным, что право на райские сады и кущи заслуживают отправлением религиозных культов.

Анна Григорьевна. Я тоже так полагаю. И муж мой так проповедовал.

Софья Андреевна. Стереотип. Догма церковного мракобесия.

Анна Григорьевна. Не припутывайте церковь всуе. Если ваш супруг поныне придерживается еретических воззрений, неудивительно столь пренебрежительное к нам отношение.

Софья Андреевна. А почему эта к нам не присоединяется?

Повернулись, смотрят на фигуру.

Наталья Николаевна. Околачивается... На отшибе. Со скорбным видом.

Софья Андреевна. Много претендующих на дармовщинку.

Наталья Николаевна. Может, попросить ее разыскать официанта?

Софья Андреевна (окликает). Любезная, соблаговоли подойти.

Фигура приблизилась.

Анна Григорьевна. Присаживайтесь. Отдохните.

Надежда Яковлевна. Нет, спасибо. Места себе не нахожу.

Софья Андреевна. Что случилось? Что-то ужасное у вас стряслось?

Надежда Яковлевна. Потеряла мужа.

Софья Андреевна. Мы тоже.

Анна Григорьевна. Аналогичная ситуация. Ожидаем решения собственной участи, ищем мужей.

Наталья Николаевна. Что проку маячить? Если никаких видимых признаков заинтересованности нами.

Надежда Яковлевна. Мне лучше маячить. Кажется, промелькнет, увижу…

Наталья Николаевна. Нечего убиваться, коль от нас не зависит. Я даже обижена, оскорблена, что он за мной не пришел, не проявил участия. Он, может, конечно, гневается и недоволен, что после его трагического ухода выскочила за другого... Но ведь и он мне изменял, когда состояли в браке... Обрела подлинное счастье со вторым мужем. Не лез под юбку когда ни попадя. Достойный, сдержанный...

Надежда Яковлевна. Спасибо за приглашение, пойду караулить. Вдруг ненароком его увижу...

Фигура удалилась.

Софья Андреевна. Странная.

Анна Григорьевна. Не еврейка ли? Не нашего Бога, судя по внешности.

Наталья Николаевна. Оборванка. Мы, сравнительно с ней, принцессы. Что и подобает персонам нашего уровня. Наши претензии на привилегированность законно обоснованы. Меня оделял благосклонностью сам государь-император, танцевал со мной, кружил в вальсе. Проявлял сердечность не только по отношению ко мне, был милостив к моему съехавшему с лузгу мужу.

Софья Андреевна. Да, правильней козырять не мужьями, пусть знаменитыми, — они, увы, у всех у нас с большим приветом, это скорее скомпрометирует, — а сочинить петицию царю! Я, как сейчас помню, обращалась к государю, он меня удостоил аудиенции. Наверняка цари здесь на особом счету. Уверена, государь не откажет в покровительстве.

Анна Григорьевна. Только ведь и царя надо как-то разыскать. А мы официанта докричаться не можем. Я с царями знакома не была. Мой Федя невысокого звания — не граф, не камер-юнкер, — но государь его ценил и глубоко уважал. Приглашал побеседовать. Не пристало от мужей, какие ни есть, отступаться. Не по-христиански это. Государи отступников и отступниц не жалуют, да и самим нам стыдно...

Софья Андреевна. Не собираемся отрекаться, предавать. И тем паче хаять прославленных, знаменитых наших суженых. Не об этом речь, а о поиске варианта скорейшего обустройства.

Наталья Николаевна. Повелителя империи, влиятельнейшего самодержца послушают скорее, чем писаку-щелкопера.

Софья Андреевна. Да и сами мы не последнего разбора личности. То, что я делала для мужа, подвиг. Этой вот рукой перебеливала черновики. Его бзики были очевидны, витал в эмпиреях. Вот и приходилось выправлять одиозные пассажи.

Наталья Николаевна. Никогда не понимала, о чем меркует мой арап! Рядом с ним была первая красавица России. А его занимала игра словечками. Сумасшедший, форменный сумасшедший! Если что-то удавалось зарифмовать, скакал по комнате как козел и приговаривал: «Ай да я, ай да молодец!». Почему вышла за него? Поверила в неземное. Все вокруг судачили: «Поэт...». А он ногти стриг неаккуратно, за шевелюрой не следил. Ум его был противный. Въедливый. Не таким умом должен быть наделен влюбленный семьянин. Для него не существовало ничего, лишь амбиции, самолюбие, тщеславие!

Софья Андреевна. Все они... претенциозные эгоисты. С одинаковыми причудами. Готовила ему разносолы, ублажала в постели, а он на старости лет сбежал! Приходилось ради благополучия в семье вымарывать из его опусов неприличные, оскорбляющие общественное мнение абзацы!

Анна Григорьевна. И это притом, что вашему платили серебром за печатный лист, а моему — ассигнациями.

Наталья Николаевна. Да и я балансировала на грани нищеты. Зарабатывать не умел. Имение прожили. Ничего написанного продать не мог. Складывал журналы штабелями в задней комнате за кабинетом. Какой прок сочинять, если нет сбыта?

Анна Григорьевна. Им лишь бы облечь в слова... даже самое сокровенное. О чем принято помалкивать. В дневнике написал обо мне как о любовнице. Было неприятно, будто на людях раздели, я вымарала. Но главное, он вообще не смыслил в творчестве! В писательском ремесле. Сколько раз улучшала его бредни, его нуднятину; воображал себя то девочкой, то стариком… Бился в падучей, если я ему возражала. Без моей помощи и с эпилепсией столь высоко бы не воспарил. Ему то рулетка, то карты… Всё проигрывал, всё спускал в казино, до последней нитки. Был чудовище. Набросился на меня во время диктовки…

Наталья Николаевна. И я уступала своему, хотя был мне противен. Но чего не сделаешь для продолжения рода… Наш женский тяжкий долг.

Софья Андреевна. А мой на меня накинулся в фаэтоне, сразу после венчания.

Анна Григорьевна. Да, имеем полномочия для челобитной царю, ибо внесли гигантскую лепту в культуру, просвещение. В успех этих наших...

Приблизилась скорбная фигура.

Надежда Яковлевна. Простите, невольно слышала отдельные фразы. Поэту не причитается богатство, противопоказано благополучие. Тем, кто страдал, не воздается по справедливости. У нас с мужем не было ничего. Жили легко. Его арестовали. Не знаю даже, где его могила.

Наталья Николаевна. И мой погиб.

Надежда Яковлевна. Не смела вторгаться в его строки. Заучивала. Предвидела: рукописи канут. Изымут.

Наталья Николаевна. Да, после его смерти опечатали и увезли сундучище бумаг. Сохранить для будущих поколений. Не всё выскребли и забрали. Оставшимися я устилала клетки канареек. Они красиво поют!

Надежда Яковлевна (замерла). Не он ли мелькнул? (Убежала.)

Софья Андреевна. Ненормальная. Но суждения любопытны. Мой раздавал деньги, собрался завещать имение крестьянам...

Анна Григорьевна. Задаюсь вопросом: почему наши благоверные и благоневерные — разгульные, недотепистые — к нам не спешат? А мы — хорошие, разумные, рачительные — маемся в неведении?

Наталья Николаевна. Иногда мнится, мой обезьяноподобный кое в чем мерковал правильно. Однажды брякнул: «Зависеть от царя?.. Зависеть от народа?..» Дескать, не надо ни от кого зависеть. Даже от жены...

Анна Григорьевна. И от официанта. Официант тоже, что ли, прав, если не приходит?

Софья Андреевна. Не нужен никто. Замечательно гармоничная сложилась у нас коалиция. Недостает только Ольги Леонардовны...