Понтий Пилат вместо Воланда, распятие, поднятое на цепях: чем нова новая версия «Мастера и Маргариты»

Хотя с нечистой силы всё здесь и начинается, но в инсценировке Александра Лазарева ей отведена все-таки больше обслуживающая роль. Так, от сцены бала, решения которой и, желательно, трэшевого, всегда с нетерпением ждёт зритель, остался только финал. Но важный: кончен бал, гаснут свечи, хозяин дьявольского приёма в мрачном свете возле камина, Маргарита (Анфиса Ломакина) просит его за Фриду, чтобы той наконец перестали подавать платок, которым та задушила ребёнка. Отчего Мессир (Александр Домогаров) не в восхищении, а в раздражении: хозяйка бала не для себя просит.

А для себя потом: вернуть любовника — Мастера, который от отчаяния сжёг свой роман о Понтии Пилате. Но рукописи, как известно, не горят, и сочинение Мастера, как и он сам (Максим Чиков), вскоре материализуется на сцене. Свет заливает огромное пространство, победив тьму сатанинского мира, который по Гёте «та часть силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо».

То что Лазарев решил познакомить зрителя прежде всего с другой линией романа «Мастер и Маргарита» делает постановку вне конкуренции - как правило его коллеги предпочитают сосредотачиваться на проделках сатаны. Правда, в своё время классик польского кинематографа Анджей Вайда, думая экранизировать Булгакова, признавался, что взялся бы только за часть о Понтии Пилате, поскольку у него, то есть Вайды, не достаёт юмора для отражения Москвы 30-х годов, куда является дьявол со своей колоритной свитой.

Замысел Вайды в Польше остался невоплощённым. Зато на родине Булгакова теперь появилось театральное воплощение романа в романе. Что говорит о самых серьёзных намерениях нового главрежа - просвещать зрителя и не только того, что до сих пор ходил в театр на площади Суворова. А «Мастер и Маргарита» - кассовое название, которое в обязательном порядке приведет публику, что в кино, что в театр. В данном случае - армейский, чьи спектакли давно не избалованны аншлагами.

В самом деле, что это за историческое лицо и почему этой истории, которой Булгаков в своём романе придал библейский характер, получила на сцене зелёный свет, а вовсе не диковинные похождения иностранного консультанта с разноцветными глазами, говорящего жирного кота, сексапильной Геллы, а также пары типов сомнительного вида — Коровьева и Азазелло. Я уже не говорю о двух любовниках: ведь если в спектакле нет любви, то и зрителя в зале не будет. Тем не менее, театр Армии рискнул опровергнуть истину, знакомую любому театральному кассиру, и поставил в «Романе» именно на Понтия Пилата, бродячего философа Га-Ноцри, смущавшего толпу своими проповедями.

На первых премьерных показах «Романа» зал был забит. Зал смотрел и слушал, как наместник Иудеи, этот мрачный представитель власти, мучительно принимал непопулярное решение, смалодушничал, отчего и был обречён на муки совести и бессмертие. Именно о власти, ни как абстрактной категории, а о человеке, по полной расплатившемся за содеянное, сделал свой спектакль Александр Лазарев.

Кстати, на один из первых показов пришел пресс-секретарь президента России, правда, оказавшийся на спектакле исключительно по школьной дружбе с режиссером, нежели по государственным обязанностям.

Как же воплощена острая и особенно чувствительная для России, какой её период ни возьми, тема? Режиссёр пошёл путём иллюстративного театра, последовательно представив на огромной сцене главы романа в романе своего «Романа» (такая игра слов): вот прокуратор на ступеньках дворца, вот к нему приводят странного философа (Роман Богданов), у которого все люди почему-то добрые.

- Это ты собирался разрушить Ершалаимский храм?

- Добрый человек, поверь…

- Это меня ты называешь добрый человек? Ты заблуждаешься. В Ершалаиме все шепчутся про меня, что я свирепое чудовище - это абсолютно верно.

Иллюстративность постановки прежде всего в оформлении (декорация и костюмы Ольги Никитиной): по центру сцены - здоровый грубой фактуры камень с углублением, который то висит на тросах, то стоит недвижим. И возле него профилем к залу в белом балахоне с капюшоном, закрывшим лицо, сидит прокуратор (Александр Балуев). Точно каменный, оттого что «боялся качнуть пылающей адской болью головой». Каменный элемент сценографии, похоже, работал метафорой - власти или беспросветного одиночества, но подобное прочтение смущало прямолинейностью. Ее усугубили ещё и изображением земного шара по заднику - понятно, что космос или вечность. Смущала и выгородка комнатки Мастера, которая обстановкой своей (книжный шкаф красного дерева, большие окна на московскую улицу) больше напоминала рабочий кабинет какого-нибудь члена Союза писателей СССР, чем комнатку в подвале, куда приходила Маргарита к своему Мастеру. И готовила ему завтраки, и читала с ним главы его не ко времени написанного романа: «Тьма, пришедшая со Средиземного моря, накрыла ненавистную прокуратором Иудею».

Подобный подход в оформлении не позволял спектаклю вырваться за рамки иллюстративности, чтобы открылось то философское, что заложено Булгаковым в романе именно линией Пилата. Но рамки иллюстрации то и дело нарушали прямо-таки яростная хореография (Михаил Колегов) в исполнении огромной массовки, какой мне давно не приходилось видеть в наших театрах: не менее шестидесяти молодых людей стремительно двигались по огромной сцене то в белых, то в чёрных одеждах под музыку Николая Парфенюка. И музыка — безусловная удача постановки: в ней слышалась и мешалась меж собой мистика, воинственность, обречённость, святость и покаяние. Временами казалось, что музыка управляла действием.

«Роман» в Театре Армии имеет также несколько эффектных сцен: во втором акте на конях выехала четвёрка всадников. Настоящие кони чёрной масти своей благородной статью и красотой несли мысль о надвигающемся Апокалипсисе. Но апогеем стало распятие Га-Ноцри, казнь которого так и не отменил Пятый прокуратор Иудеи, хотя мог. Распятие появлялось в ярком театральном свете и на тросах торжественно поднимали на заднем плане — оно как будто зависало в воздухе.

В «Роман» Театра Армии призваны три артиста, мастерством своим подтвердивших свой звёздный статус - Александр Домогаров в роли Воланда и Максим Аверин с Александром Балуевым на роль Понтия Пилата. Причём, двое из них, Домогаров и Балуев, вместе с режиссером в начале своей актёрской карьеры проходили военную службу в одной команде Театра Армии, и с этой точки зрения проект можно назвать «пацанским», когда своих не бросают. Правда, для Домогарова королевства явно было маловато (финал бала в первом акте и финал во втором), развернуться, как говорится, негде. Но харизма, проступающая сквозь дьявольски сложный грим, голос, подачу текста - делает своё дело - и на поклонах к своему кумиру выстроилась очередь с букетами. Эта очередь конкурирует с очередью из фанаток клуба Максима Аверина.

Но в тот вечер, когда я смотрела «Роман», Понтия Пилата играл не он, а Александр Балуев, и нельзя было не поверить в мучительное одиночество его героя, наказанного бессмертием. Что касается других артистов, то их роли в спектакле оказались весьма скромны, но, подчинённые общему замыслу, они честно и в силу возможностей каждого были исполнены.

Ну а в финале спектакля армейская сцена наконец показала публике, на что она способна - заработала плунжерная система, которой здесь не пользовались много лет, и подняла из недр два огромных тяжелых моста: на одном стоял Мессир со свитой, на другом - красавица Маргарита с Мастером, наконец отпустившим своего героя.