Молодого Алексея Куклина связали с советским авангардистом Элием Белютиным

Ученик Аристарха Лентулова и Павла Кузнецова, Элий Белютин разработал методику раскрытия творческих способностей личности. Выходцев его студии объединяет вовсе не стиль, все они были счастливыми. Свободное от рамок искусство помогало им установить контакт с самим собой. Именно этим минувшей осенью занимался Алексей Куклин в селе Кидекше, что в паре километров от Суздаля – арт-резиденции Мира центра, – искал себя через связи поколений. Плел узлы собственной личности.

Окна аскетичного домика художников выходят окнами на церковь Бориса и Глеба – памятник XII века, построенный по воле Юрия Долгорукого. Древний белокаменный храм вызвал неожиданную параллель: принесенная кем-то книга гравюр Кацухика Хокусай «36 видов Фудзи» аккумулировала серию, где свободная белютинская манера сопрягается с японским минимализмом и сакральной патетикой. За век до Белютина серия Хокусая с видами Фудзи свершила переворот в искусстве Японии, пересмотрев пейзаж как метод, придав ему условности, символизма, диалектики цвета. В недвижимых камнях и ретивых волнах оказывается полно драматизма, наглядно доказал Хокусай. Примерно тем же занимался Алексей Куклин.

– Мной двигало нечто монументальное, мощное, природное, почти зооморфное, как на гравюрах Хокусая, – рассказывает автор. – В моих картинах нет сюжета, я придумывал форму из геометрических фигур, пытался усилить ее цветом, сочетать несочетаемое, ломать измерения восприятия. Получился орнамент, где слои будто выглядывают друг из-под друга.

Сами собой получились узлы, похожие на восьмерки бесконечности. Их на выставке 11 из созданных 15. Орнаменты разных цветовых сочетаний притягивают своими затейливыми петлями, где множество параллельных Вселенных. Выставленные рядом картины Элия Белютина тоже содержат узлы: из условных фигур, в которых чувствуется в природная мощь. Взять хотя бы картину, построенную на трех цветах, – синем, розовом и черном. Перед нами человек, его руки и ноги выписаны одним жирным мазком, словно звенья цепи, а чело напоминает горный рельеф. Или другой сюжет – голова задрана вверх, то ли кричит, то жадно глотает воздух и, кажется, вот-вот выпрыгнет из кольца сомкнутых рук. Узлы Куклина больше похожи не на людей, а на молекулы или атомы. Но и они с одной стороны связаны, при этом рвутся из себя.

Орнаменты складываются в структуры «теории взаимодействия» – научного метода социального познания, когда человек понимает других людей, фокусируясь на поведении тела и контекстах окружающей среды, а не на психических процессах. Теория, как и «Новая реальность» Белютина родилась на заре «оттепели», пережила критику в 1980-90-х, а в последние годы вышла на новый уровень. Познания «Я» человека в соприкосновении с другими экосистемами, космическими процессами и социумами сейчас как никогда в тренде.

«Выставка «Морской узел» – контркультурное совпадение: когда одно хоть и является противопоставлением другому, но в то же время образует с ним новую изофразу. Это как светофор, который завязан с пешеходной разметкой на перекрестке. Белютин от Куклина существует, как отдельная художественная фраза, но связь этих героев образует узел, открывающий важный спор о вечном поиске нового качества цвета как изгиба скульптурной формы», – объясняет куратор проекта Андрея Бартенев, который, собственно, и придумал сопоставить двух художников разных эпох на одной выставке в галерее-срубе, напоминающей сказочный терем.

Стиль своего ученика Андрей Бартенев называет геометрическим поп-артом. Впрочем, не так уж важно, как именовать магнетические петли Алексея Куклина. Важнее, что в них проявляется генетическая память культуры высвобождения, и каждому зрителю хочется выйти за рамки себя.