Результатом работы Розовского, Ряшенцева и Дунаевского станет чеховский «триптих»

Собственно, творческое трио Марк Григорьевич уже воссоздавал в конце 2021 года, когда обновленные «Три мушкетера» вошли в репертуар театра «У Никитских ворот». Но если в прошлый раз речь шла о переработке и использовании без изменений уже существующих произведений (песни из фильма на стихи Ряшенцева, например, со сцены звучали так же, как в кино), то теперь три мастера задумали что-то принципиально новое.

«Чехов. Женщины. Триптих» — затея амбициозная. Пока вышла «первая часть» — спектакль «Душечка», являющийся полностью самостоятельной, автономной постановкой. И, как в коктейле «Б-52», в ней можно выделить три слоя.

Литературные основы

Образцовый рассказ Антона Павловича впервые был опубликован в журнале «Семья», в первом номере за 1899 год. Учитывая, что в России заканчивается Год семьи, обратиться к тексту писателя было весьма уместно, что и сделал Розовский, написав пьесу на классической основе. По объему первоисточник небольшой — четыре тысячи слов, и, по сути, он представляет собой «расписанную» на некое количество знаков оперную сентенцию «сердце красавицы склонно к измене/И к перемене, как ветер мая» с уточнением, что красавица — дочь отставного коллежского асессора Племянникова Оленька, которую все зовут Душечкой, дама замужняя.

Откровенно «шатать устои» в Российской империи, где каждая литературная публикация должна была получить одобрение аж двух цензурных органов, было как-то не принято. Но и Лев Толстой в «Анне Карениной», и Островский в «Грозе», и Чехов в большинстве своих фельетонов и рассказов показывали, что стоит на самом деле за елейной лубочной картинкой, на которой муж с женой пьют чай на барской веранде. В рамках демократического протеста против патриархального уклада Островский топит главную героиню в реке, но Антон Павлович действует намного деликатнее. И показывает, что библейская формула про мужа, который прилепляется к жене своей и двое становятся одной плотью, в русском исполнении может означать полное поглощение мужем своей супруги, подчинение ее интересов его интересам и так далее.

Душечка не просто несколько раз выходит замуж, она как бы на бис трижды становится верной и любящей спутницей жизни — и это само по себе мощный двигатель сюжета. Но она, будучи женой антрепренера и содержателя увеселительного заведения, сначала со страстью и чувством переживает из-за нехватки публики и дождя, могущего эту публику распугать, а когда, внезапно овдовев, обручается с управляющим лесным складом, ищет родное и нежное в словах «балка», «кругляк», «тес», «шелёвка», «безымянка», «решетник», «лафет», «горбыль». Наконец, после смерти лесоторговца, она находит утешение в связи с полковым ветеринарным врачом Смирниным — и теперь уже сокрушается по поводу недостаточного ухода за животными в России. И из ее уст звучат слова о недоверии к институту брака, сказанные не желающим жениться любовником.

Сценическая основа

Чехов не был бы Чеховым, если бы по инерции уложил бы в гроб и Смирнина и потом изобразил бы полное угасание Душечки, потому что в таком случае образ женщины, способной светить отраженным светом, был бы слишком уничтожающим.

Николина Калиберда играет Оленьку прекрасно, ее суперски состарили ближе к финалу, когда ее героиня — бездетная и одинокая — после возвращения Смирнина окружила заботой его сына гимназиста Сашеньку (Арсений Тарасенко). И наконец-то поняла, что только дети заслуживают полноты женской любви, и здесь приходит на ум на самом деле мудрая цитатка из соцсетей: «Единственный мужчина, за которым я буду бегать, будет кричать мне: «Догоняй, мама!»

Об игре 13-летнего Арсения стоит сказать отдельно — он абсолютно не скован на сцене, подвижен, органично боится отца, желающего его выпороть за мелкую провинность. Современные дети не представляют себе советской жизни, не говоря уже о дореволюционной — но юному актеру идет синяя форма гимназиста, и он правдоподобен в реализации своей творческой задачи — без достаточной насмотренности, начитанности и напитанности русской классикой это было бы невозможно.

Мужей Оленьки поочередно воплощают трехмушкетерские актеры: Валерий Шейман (в 2021 году он был кардиналом Ришелье), Юрий Голубцов (король Людовик XIII) и Станислав Федорчук (Атос). У Голубцова, кстати, совсем недавно была «окающая» роль — в спектакле «Крутится, вертится шар» по Исааку Бабелю его персонаж — одесский еврей, так что ему — москвичу по месту рождения и службы в театре — приходилось смешивать несколько несвойственных фонетических особенностей речи. Сейчас же нужно было исключительно «окать» — и в зрительном зале раздался смех, когда Оленька-Душечка тоже стала во всех словах произносить «о» вместо «а», уподобляясь супругу и в этом.

Тексты песен и музыка

Четырех тысяч чеховских слов на два часа двадцать минут — явно недостаточно. Чтобы преодолеть «разрыв в хронометраже», Розовский привнес в первоначальный текст многое, сделал более рельефными диалоги и так далее.

«Это не переложение прозы, я делаю самостоятельный литературный продукт», - поясняет Марк Григорьевич. Того, что касается сценографии, в рассказе также быть не могло — например, многоуровневого устройства сцены, когда с верхушки флигеля ушедшие в мир иной мужья взирают на «сменщиков».

Но мюзиклом «Душечку» Розовского делает не все это и даже не «фоновая» музыка Дунаевского, источником которой являются «закадровый» оркестр и стоящий на сцене белый «рояль» (оказавшийся при ближайшем рассмотрении синтезатором, удачно «загримированным» декораторами под настоящий инструмент).

Песни — вот главный «секретный ингредиент». И сотворчество Юрия Ряшенцева и Максима Дунаевского дало не менее яркий результат, чем четыре с лишним десятка лет назад. Да, автор этих строк поймал себя на мысли, что не запомнил ни одного куплета — в голове остались только мелодии и обрывки фраз. Но при таком же количестве повторений, как было с хитами из фильма о приключениях Д`Артаньяна, они бы наверняка запомнились миллионам зрителей — ироничные в квадрате, озорные и насмешливые, как баллада «тапера Ивана Ивановича», голос которого совпадает со «словами автора»:

Если правду сказать, то мы в мире живем оголтелом.

Он задуман прекрасно. Но выполнен хуже, увы!

Вот мужчины, взгляните: они занимаются делом —

за тузы и шестерки сражаясь, как истые львы.

Но вот женщины… Господи, дай мне найти в себе силы,

чтоб всю правду о них рассказать, ни словцом не греша!

Губки — бантиком, взоры нежны, а в душе — крокодилы,

если только она у них есть, эта штука — душа.

О, от женщины жди всякий раз не беды, так причуды.

И тем злее беда, чем заманчивей блеск ее глаз.

Берегись поцелуев ее! Поцелуи Иуды,

безобиднее женских не в сотню, а в тысячу раз!

К истреблению женщин не стал бы я делать и шага.

Но без них бы счастливей и даль оказалась, и близь.

Бог придумал нам женщин, считая, что это — во благо.

Пусть теперь даст рецепт, как бы нам бы без них обойтись.