В РАМТе рассказали правду о не блистающем мире Александра Грина

Для своего «Человека летающего» Гранитова выбрала небольшое белое пространство в театре, куда надо подниматься по узкой лестнице. Пока зрители разбираются с местами («Где тут у вас первый сектор? А второй?»), звучит музыка. Ровно посреди между секторами за пианино сидят двое и в четыре руки играют что-то приятное, из салонного репертуара позапрошлого века. Серьезного вида музыкант и барышня, как раз одетая по моде того времени, еще немного поиграют, но остановятся лишь тогда, как все наконец займут места согласно купленным билетам, а капельдинеры (в такой обстановке билетерами их не хочется называть) задернут белые занавески, как бы отрезая ряды со зрителями от реального мира. И правильно сделают: Александр Грин, живший непростой писательской жизнью, как мало кто умел уводить читателя подальше от реальности в вымышленные миры.

Впрочем, у Екатерины Гранитовой на маленькой площадке, зажатой между двух секторов, эти два мира каким-то образом уживаются. Они сменяют друг друга, проникают один в другой, путая все карты, — где грубый постреволюционный мир с гриновскими женщинами, бытом, партийными писателями, а где дивный вымысел несуществующих городов?

Это было давно, это было давно,

В королевстве приморской земли:

Там жила и цвела та, что звалась всегда,

Называлася Аннабель-Ли….

Документальные и вымышленные герои Грина, их судьбы сплетаются и распадаются в единую историю, как узоры, необъяснимым образом складывающиеся в калейдоскопе, если его разок повернуть. Вот Вера Павловна — первая жена писателя, вот вторая — Ниночка, вступающая в диалог с портретом первой, — дамы состояли в переписке и помогали друг другу. А вот Фрези Грант, Томас Гарвей или Альфред Путано из «Нового цирка», «Крысолова», «Руки», «Фанданго», из повести «Бегущая по волнам». Компании не хватает разве что доверчивой Ассоль из «Алых парусов».

В белой комнате, как в камере-обскуре, только два актера — Дарья Семенова и Александр Гришин. Два с лишним часа она отвечает за женское окружение классика, он — за него самого. На ходу и, кажется, на лету они перевоплощаются в разных персонажей, изредка меняя костюм или его детали. Семенова легкая, делает это играючи, изящно вырисовывая характеры абсолютно разных дам, реальных и сочиненных. А вот Гришину посложнее приходится с образом Грина. Как известно, человек, легко летающий в своих фантазиях, был с непростым характером (и это еще мягко сказано), что не могло не отразиться на его судьбе.

С детства Грин (настоящая фамилия Гриневский) проявлял неуживчивость даже с близкими, был изгнан из гимназии, а с юности примкнул к эсерам под кличкой Долговязый. Несколько раз был арестован, бежал из тюрьмы, жил по поддельным документам. Ссорился с отцом, спасавшим его не раз, пил, играл в карты, проигрывая немалые гонорары. Не принял советскую жизнь еще яростнее, чем жизнь дореволюционную. Вот из такого «сора» росли полные романтики, фантазий и сказочных приключений его произведения. И артист Гришин, внешне совсем не схожий со своим героем, играет его с ироничной оценкой, но иронии не меньше, чем боли и горечи.

Грин во вполне реальных обстоятельствах — голодный Петроград, рынок, куда он пришел, чтобы продать книги, и где познакомится с застенчивой барышней, торгующей книгами, в надежде в случае удачи купить что-то съестное. «Вы простудитесь, — сказала она, машинально защипывая поплотнее платок… — Простудитесь, потому что ходите с расхлястанным воротом. Подите-ка сюда, гражданин». Она взяла книги под мышку и отошла к арке ворот. Здесь, с глупой улыбкой подняв голову, я допустил ее к своему горлу».

Это фрагмент одной из лучших его повестей — «Крысолов», и описанная сцена имела место в жизни писателя, но дальше Грин уведет зрителей в мир иной, где тифозный бред закинет героя в мрачный лабиринт заброшенного здания, из которого трудно будет выбраться. А до этого будет новый цирк из одноименного рассказа, населенного пройдохами, плутами, лгунами, мошенниками, а также великими советами и проповедью любви. «Красивая и интересная жизнь может быть приобретена с помощью следующих предметов: электромотора, мясного порошка и вставных челюстей. Что касается любви, то лучший рецепт следующий: встав рано, следует обтереться холодной водой, выпить стакан сливок с мадерой, съесть сотню петушьих гребешков, дюжину устриц, пикули, кайенский перец, запить все это стаканом гоголь-моголя, чашкой шоколада, абсентом и затем купить хорошую лодку. В эту лодку можно заманить женщину трум-тум-тум».

«Его при жизни пытались вписать в категорию сказочников, что его очень раздражало. А Грин строил свой мир, он опередил свое время, — считает Екатерина Гранитова. — Трудно представить, что бы мог сделать писатель, имея в своем арсенале искусственный интеллект и виртуальную реальность. Сам Грин говорил так: «Я рассматриваю галлюцинацию как феномен строгой реальности». А критики отвечали: «Александр Степанович, мы ждем от вас, чтобы и фантазия была, и народу было бы понятно». Надеюсь, что время пришло и народу теперь будут понятны его «фантазии».

Артисты в белом пространстве то как два коверных — рыжий и черный, то как влюбленные, попавшие в переплет трагических событий и пытающиеся в них выжить. На мастерстве, обаянии проводят они два акта, вызывая как минимум интерес к миру, придуманному Грином.

Стихотворение Эдгара По «Аннабель Ли» в переводе К.Бальмонта по настроению рифмуется с этим затейливым миром литератора, умевшего своими фантазиями взломать время. Хотя бы на бумаге.

Это было давно, это было давно,

В королевстве приморской земли…

Еще один элемент, который играет немаловажную роль в спектакле, — это живая музыка, что, кажется, звучит постоянно в исполнении Максима Олейникова. И тут можно только сказать спасибо РАМТу и его руководству за то, что на спектакле малой формы, рассчитанном не более чем на 50 (!!!) зрителей, не сэкономили на живом звуке.