Последний киносценарий Шпаликова показали на сцене СТИ

У Шпаликова в названии встретились и парадокс, и сказка. Действительно, может ли счастье быть длинным? И если да, то только в сказке с неизменным финалом «жили долго и счастливо и умерли в один день». У шестидесятника Шпаликова, ставшего особенным поэтическим голосом советской «оттепели», в сценарии ни того, ни тем более второго. У него — просто жизнь, и это ключевое слово в его последнем киносценарии, ставшем его первой и последней режиссерский работой. И очень интересной (недавно пересматривала), но не оцененной современниками: на премьере в 1966 году картину приняли без особого энтузиазма: «…сюжет был исчерпан, а баржа плыла и плыла, бесконечно долго, у современников нервы не выдерживали». Новаторство Шпаликова-режиссера оценили спустя десятилетия: и его «предчувствие эпохи застоя, и прощание с романтическими идеалами юности», по словам Андрея Кончаловского.

У режиссера спектакля в СТИ Сергея Тонышева в Малом зале на третьем этаже никаких барж нет — лишь гудки их. Но у него театр в театре, у него цитаты из шпаликовского фильма, в свою очередь цитировавшего документальную съемку, но тоже исключительно театрального характера. И это постановке очень пришлось.

Зритель как будто вместе с одним из главных героев оказывается за кулисами некоего театра, что подчеркнуто декорацией (художник Филипп Шейн): зритель видит обратную сторону большого занавеса с неровными складками, понимая, что за ним — сцена. На сцене будет своя жизнь, а в это же время в видимом закулисье встретятся он и она. Времена Шпаликова еще не были испорчены гендерной неопределенностью, а о трансгендерности даже фантасты в дерзких фантазиях и помыслить не смели.

И вот он и она в предлагаемых обстоятельствах: в жизни, в театре, в общепите, на причале. В поисках счастья, любви — можно и так сказать. А можно иначе, уверен режиссер. «Все гораздо интереснее, глубже, невероятнее и от того — правдивее. Зритель окунется в авторский поток сознания, в его чувства и желания, в его полет. «Вот бы сделать всех счастливыми…»

Именно об этом говорит коротко стриженный паренек (Даниил Обухов), одетый по моде 60-х, внутренне свободный и рассуждающий о том о сем. Он же как театральный осветитель ставит на треногах осветительный прибор прошлого века, ловя лучом в фокус пару с их короткими разговорами:

— А вы там…

— Нет…

— Так вы разведчик?

Он (Игорь Лизенгевич) то ли разведчик, то ли геолог, то ли морочит голову девушке, интересничая перед ней. Влюбился, пошли в театр, а там — гастролеры из Москвы: «Вишневый сад» играют, и в их вроде бы малозначительный разговор врезается: «Кто купил?» — «Я купил. Вишневый сад теперь мой!» На сцене имени Раневской продается, судьбы рушатся, а за занавесом судьбы только начинают складываться. Она (Ольга Балацкая) легкая, но по всему видно, не устроена ее женская судьба, что-то не сложилось, а тут — то ли геолог, то ли разведчик… В общем, есть надежда. А параллельно красивыми голосами на старый манер говорят мхатовские артисты. А тут еще коротко стриженный рассказчик (он же осветитель) про свое, про сегодняшнее. Такое театральное многоголосье у Тонышева в СТИ.

И на маленьком пространстве выстраивается объемная жизнь, пусть и не долгая и не счастливая, а не плоскостная, скучная и убогая ее версия. Атмосфера, слова, чувства, скрытые за словами, и что-то еще, что без яркой, прикольной и прочих визуализаций объясняет: вот любовь могла быть долгой и счастливой, а не получилось. Почему? Если бы знать, если бы знать — чеховское настроение, нарисованное чистыми, прозрачными красками, тонет в прозрачном (или призрачном?) свете (художник Дамир Исмагилов), вроде как под необязательные, но от этого не перестающие быть уместными звуки (композитор Александра Ярчевская).

Остается добавить, что «Долгая счастливая жизнь» выпущена в рамках сезона, объявленного сезоном учеников.