Евгений Писарев поставил в Большом театре «Адриану Лекуврер»

Написанная в самом начале ХХ века «Адриана Лекуврёр» принадлежит к числу незаигранных в России опер. Ее автор, итальянец Франческо Чилеа, относится к так называемым веристам — наряду с Леонкавалло, Масканьи, Джордано и Пуччини (хотя последний в своем величии и гениальности вряд ли укладывается в какие-либо стилистические рамки). То, что «Адриану» редко ставят, как минимум большая ошибка: музыка потрясающе красива, музыкальная драматургия стройна, и лишь запутанный сюжет несколько раздражает своей невнятностью. Впрочем, такое не впервые случается в оперном жанре — достаточно вспомнить анекдот о сюжете вердиевского «Трубадура», за пересказ которого обещана до сих пор так и не врученная бутылка шампанского.

То, что в Большом театре поставили этот шедевр, уже замечательно. То, что он получил столь качественное музыкальное и режиссерское воплощение, замечательно вдвойне. Главная героиня оперы — актриса. Реально существовавшая, игравшая в Комеди Франсез, великая, недосягаемая, трагическая, пафосная. Драматическая! Это важно — так как в партитуре присутствуют именно драматические монологи героини. Молодая певица Светлана Лачина не просто справилась со сложной задачей соединения вокала (партия крайне сложна) с патетической мелодекламацией в духе мольеровского театра, а предложила свое прочтение образа. В ее Адриане нет тяжести и монументальности, вместо этого — изящество, легкость, непосредственность. Лачина дает возможность зрителям насладиться звучанием ее прекрасного голоса и вместе с тем сопереживать героине как живой, реальной женщине, ставшей жертвой ревности и ненависти другой женщины. Эта другая — принцесса де Буйон в исполнении Агунды Кулаевой — величественная, надменная, не прощающая обиды. Объемное, глубокое меццо Кулаевой завораживает красотой тембра, темными красками, богатством обертонов.

Мужские партии спеты не менее впечатляюще. Морис Саксонский в исполнении Олега Долгова — настоящий тенор-герой, как любовник, так и воин, который очень забавно рассказывает о своих победах над русской армией. Морис Саксонский тоже исторический персонаж, прославившийся своими блестящими успехами в военных кампаниях и крайней любвеобильностью. Так что вполне можно считать «Адриану» не только лирической, но и исторической оперой.

И, конечно, последний в списке, но не по значению, Владислав Сулимский в партии Мишонне — звезда Мариинского театра, один из тех немногих оперных солистов, на которых специально ходят и даже ездят в другой город. Здесь собралось все: красивейший баритон, фактура, драматическая игра, обаяние. В результате — проникающий в душу образ настоящей любви мужчины к женщине, ничего не требующей, ни на что не претендующей. Это любовь — служение, высшая форма проявления чувств.

Роль оркестра в этой опере огромна. По сути, партитура Чилеа — симфония, в которую интегрированы человеческие голоса. Мелодизмом проникнута каждая партия, много солирующих тембров, движение практически не останавливается. Дыхание, ритм, пульс — все это перманентно, и даже паузы — не остановки, а элементы непрерывного сквозного развития. Оркестр под руководством Артема Абашева эту задачу отлично понимает и реализует вдохновенно, образуя с солистами гармоничное целое.

Евгений Писарев нашел для режиссерского решения «Адрианы» грандиозный концептуальный ход. В отличие от многих современных режиссеров, которые пытаются «опустить» оперу до бытового уровня, «приблизить» божественный жанр к сериалу для домохозяек, Писарев поступает ровно наоборот: режиссер еще выше поднимает образный строй этого сюжета. И в результате — парадоксальный художественный эффект: подчеркнуто условные, чисто театральные оперные страсти оказываются абсолютно понятными и «цепляющими» на самом простом человеческом уровне.

Мир Адрианы — театр. И именно таким выстраивает пространство — дышащее, свободное, несуетное — Зиновий Марголин. Ложи, занавес, изысканное сочетание цветов, хрустальные люстры, немыслимой красоты белая ротонда — все это расположено в классицистских пропорциях, не загромождая сцену, вызывая ассоциации с версальскими или петербургскими парками и дворцами. Столь же роскошно решены костюмы Виктории Севрюковой, изящно и очень театрально стилизующие шик-блеск эпохи рококо: парад кружев, шелков, позументов, кринолинов, игра разнообразных красок — одних только оттенков бирюзового я насчитала не менее десятка — все это в рамках высокого вкуса и эстетического удовольствия.

Театральность как мироощущение передает и безмолвный кордебалет лакеев. Это удивительный и невероятно трогательный групповой персонаж спектакля — то ли ангелы, то ли невидимые для героев человечки, которые пытаются чем-то помочь, отреагировать, посодействовать, но — тщетно. Им достается лишь почтить рукоплесканиями финальную сцену Адрианы Лекуврёр, великой дивы Комеди Франсез, коварно отравленной, которая начинает умирать по-настоящему, но вовремя спохватывается и завершает сей полный драматической патетики акт как истинная трагическая актриса XVIII века. А у зрителей XXI века — слезы на глазах.